Саблями крещенные

«По крайней мере, он заговорил, — с облегчением вздохнул Оссолинский. — И, похоже, не будет отделываться едкими репликами. Мне нужно знать его позицию. Понимать, чего он хочет и что намерен скрыть от меня. Иначе я не смогу выполнить волю короля. “Волю короля”, — с грустью повторил он, улыбнувшись про себя той же саркастической улыбкой, которую только что видел у Хмельницкого. — Была бы она, эта “воля короля”, настоящей волей, Польша узнала бы, что такое канцлер Оссолинский и его правительство».

— Вам это уже известно, господин полковник? В таком случае проще обсуждать наши дальнейшие действия.

— Простите, князь, но у меня создалось впечатление, что мы уже все обсудили. Кажется, вы еще хотели повидаться с полковником Барабашем.

Их взгляды встретились и, скрестившись, застыли. Хмельницкий ждал ответа. Оссолинский мучительно искал выход. Но в этот их поединок неожиданно вклинился граф Кончевский — основательно облысевший пятидесятипятилетний аристократ, вышколенный так, словно полжизни своей провел в должности камердинера двора Его Величества. Однако сейчас он явно оплошал. Ведь помнил же, что канцлер решительно просил не тревожить его во время переговоров, и, тем не менее, явился, чтобы лично известить, что сейчас будут поданы еда и вино.

Оссолинский гневно взглянул на графа, намереваясь выставить его за дверь. Однако Хмельницкий опередил канцлера:

— Я уж думал, в этом доме вообще никогда не потчуют гостей, — съязвил он. — Даже столь редких и высоких.

Граф поиграл желваками. С каким удовольствием он изрубил бы этого вероотступника прямо сейчас, здесь, за столом, в своем зале для приемов, обстановкой которого Кончевский гордился не меньше, чем король — своим залом для приема послов. Графу действительно было чем поразить воображение гостя, попавшего сюда не только впервые, но и в сотый раз. И все же Хмельницкого он приказал бы расчленить именно здесь.

— С вашего позволения, господин канцлер, я прикажу слугам внести еду и вино, — с достоинством склонил голову Кончевский. — Надеюсь, то и другое понравится вам.

* * *

Появились слуги. Появилось вино и мясо. Гости оказались столь голодными, что на какое-то время были забыты и король, и его враги в сейме. Канцлер, полковник и граф обменивались лишь глубокомысленными тостами и столь же глубокомысленным пережевыванием свежей, нежной говядины.

Понимая, что гостям опять необходимо остаться вдвоем, граф улучил момент и вежливо сослался на спешные дела. Гости не только не пытались удержать его за столом, но и демонстративно не заметили ухода. В дальнейшем жадное поедание ими всего поданного напоминало молчаливый скромный обед двух путников в случайно подвернувшейся корчме.

— Напрасно считаете, что все, что можно было сказать, уже сказано, — первым заговорил канцлер, на правах хозяина наполняя бокал Хмельницкого. — Вы пока что не услышали того главного, ради чего, собственно, я прибыл сюда. Причем, заметьте, прибыл я, а не кто-либо другой.

— Возможно, если бы вы начали с главного, — поднял свой бокал Хмельницкий, — вино и еду нам подали бы значительно раньше, а тосты были бы не столь мрачными, как тот, который намереваюсь произнести: «За то, чтобы командующие казачьего и коронного войск во все века обменивались тостами, а не сабельными ударами!»

— Когда мне придется использовать свое право командующего, я, несомненно, вспомню ваш тост [32].

— Господин канцлер, — вновь возник на пороге граф Кончевский. — Тысячу извинений. Неподалеку от села появился отряд какой-то голытьбы. Боюсь, что это приближается стая восставших крестьян, которые уже разграбили и сожгли несколько окрестных поместий.

— Прикажите от моего имени офицерам вывести навстречу ей свои эскадроны. И нIе тревожьте нас, милостивейший граф, даже в том случае, если бой разгорится у подъезда вашего особняка. Вернемся к нашим делам, полковник.

Оссолинский поднялся, подошел к стоящему на столике у окна небольшому, кованному червленым серебром сундучку и достал оттуда серебряную, усеянную диамантами булаву. Рядом с ней положил на стол свиток гетманской хоругви.

— Господин генеральный писарь войска реестрового казачества. По велению и милости Его Величества короля Польши Владислава IV я прошу принять эту булаву, а вместе с ней — титул гетмана Войска Запорожского. Король повелел мне…

— Постойте, остановитесь, ваша светлость, — поднялся Хмельницкий. — Я понимаю, что появление поблизости отряда восставших крестьян требует, чтобы вы решительно приступили к выполнению приказа короля. Но булаву гетмана в Украине обычно вручают вовсе не тому, кому решил вручить ее польский король, а тому, кто решится принять ее.

24

К вечеру князя Гяура перевели на борт небольшого брига, стоявшего на якоре в двух кабельтовых [33] от берега. Охрана была поручена тому же лейтенанту, который брал его в плен, вместе с его десятью солдатами.

Маленькая каютка полковника находилась в надстройке, возле носовой мачты, поэтому, охраняя, солдаты имели возможность осматривать ее стены со всех сторон. Внешнему спокойствию своего пленника они явно не доверяли.