Сад

На чистой гриве «справные мужики» захватывали всё больше и больше общинной земли, — кто сколько успеет. Выжигались и вырубались берёзовые рощи, под ударами топоров падали сосны на песчаных холмах. Когда-то весёлые речки, в которых водились щуки и налимы, язи и окуни, теперь превращались в жалкие ручьи. Из степи дули суховеи, наваливались на поля горячие песчаные бураны. В воскресные дни в церквах «подымали хоругви», и крестный ход отправлялся то на одну, то на другую гриву. Земля была сухая, на дорогах её разбивали в мелкую пыль, а на полосах она спекалась в крепкие глыбы. Урожаи падали, и попы в церквах служили молебны «о даровании плодородия». Староверы в своих молитвенных домах били лбами Антипе-водополу, чтобы побольше пригнал полых весенних вод, молились Василию-землепару, чтобы получше запарил землю, молились Захарию-серповидцу, чтобы побольше дал работы серпам, а чаще всего просили Илью-пророка, чтобы запряг свою тройку в колесницу, промчался бы по небу да пригнал бы дождевые тучи. Но суховеи не унимались, и земля не становилась щедрее.

«Справные мужики», постепенно захватив по двести- триста десятин, богатели год от году. Бедняки, сеявшие хлеб по хлебу на своих маленьких полосках, в неурожайные годы окончательно разорялись. Подёнщики становились годовыми работниками.

Гарри Тэйлор радовался: торговля машинами шла бойко.

4

На рубеже века в тридцати верстах прошла железная дорога и, словно острой косой, подкосила Гляден.

Возле железнодорожного моста через реку зародился новый город. Купцы, как на приманку, один за другим тянулись сюда; перевозили магазины и жилые дома. Переехал и мистер Тэйлор со своими машинами. Будто водой смыло с берега пенистую накипь и перенесло на другое место.

А Гляден захирел, снова превратился в село…

В середине лета к Тэйлору приехал гость из Америки. Невысокий, плотный, с маленьким клинышком как бы выцветшей бороды, с большими синими глазами и покатым светлым лбом, с мягким медовым голосом, он казался добродушным, милым человеком. Его звали — Томас Хилдрет. Торговцы машинами говорили о. нём с гордостью:

— Америкэн профессор!..

Тэйлор привёз ею к Дорогину и сказал, что гость занимается изучением трав, кустарников и деревьев.

— Ботаник, значит? — переспросил Трофим, которому уже доводилось встречаться с профессорами Томского университета.

— О, да! — обрадованно подтвердил Хилдрет и стал рассказывать, что на его ферме собраны растения со всего света. Вот и сюда, в далёкую Сибирь, он прибыл для того, чтобы увезти к себе в Америку семена, черенки и саженцы. О дерзаниях молодого садовода он многое слышал в губернском городе от основателя музея и хотел бы осмотреть сад.

— Милости просим, — пригласил Трофим— Чем богат — всё покажу; чего нет — не взыщите. У каждого, говорят, своя любовь. Мне вот яблоня в душу запала.

— О-о! Яблоня — хорошо! У нас в Америке говорят: одно яблоко в день сохраняет тебя от врача!

— Мы здесь в садоводческом деле покамест — малые ребята. Только ещё учимся ходить. А умные люди говорят: первый шаг шагнуть — всё равно, что мир перевернуть. Однако и я от вас добрым словом попользуюсь.

Профессор взглянул на босые, покрытые пылью ноги садовода. Тот, учтиво улыбаясь в небольшую, но уже волнистую бородку, объяснил с добродушной крестьянской искренностью:

— Без обувки лучше: нога землю чует. И здоровье закаляется, как горячий топор в студёной воде. Нам без этого нельзя. Кто простуды боится, того яблонька испугается: хилый в пестуны негоден!

Он провёл своих собеседников в сад, прямо к плодовым деревьям. На одной из молодых яблонек наливались круглые плоды. Подобно ягодам вишни, яблочки висели на длинных плодоножках и так густо, что крепкие ветви уже в июле гнулись к земле.

— Эта ранетка никаких морозов не боится. Она от всех отменная — красномясая!

Красная мякоть плодов особо заинтересовала Хилдрета, и он заговорил о черенках. Трофим ответил:

— Осенью можно нарезать. Берите. Пользуйтесь. Дома садоводам раздайте…

Потом он пригласил гостей «откушать хлеба-соли»…

Хилдрет искал ямщика для продолжительных поездок по окрестностям села. Трофим в то лето не мог ехать и указал на Митрофана. Тот поджидал прибавления семейства, копил деньги на постройку домика и потому охотно нанялся в ямщики к щедрому иностранцу.

Всё лето они ездили по лугам и полям, не раз побывали в тайге, на склонах гор. Хилдрет всюду рассматривал травы и кустарники, образцы укладывал между листов бумаги и сушил; собирал семена, отмечал то, что осенью можно выкопать с корнем.

Митрофан рассказывал братy и снохе о находках профессора. Тут были многочисленные разновидности смородины, облепихи, ежевики. Были травы: душистый донник, жёлтая люцерна, розовый тысячелистник и многое другое, что могло пригодиться для полей, садов и цветников. Профессор заверял, что всё это он улучшит. Ягоды будут крупнее и слаще, цветы красивее и душистее. И тогда он вернёт это богатство русским. Конечно, не бесплатно. Не за спасибо. За золото!

— Будто мы сами не можем вырастить, что надо, — ворчал Трофим. — Пользу и красоту без него понимаем.