Сад

Вот и квартира — старый приземистый дом, полузасыпанный снегом. Между частых переплётов оконных рам стекла походили на льдинки, едва заметные в полумраке. Освещены только кухонные окна. Ясно, жена — в библиотеке. У неё, наверно, громкая читка для пожилых. А может идёт читательская конференция? В доме Ёлкина нет огня. Секретарь парторганизации — тоже там. Первый книголюб в селе. Собирался говорить об образах Андрея Валько и Матвея Шульги из «Молодой гвардии»…

Под ногами глухо поскрипывали деревянные ступеньки. В темноте сеней Шаров нащупал скобу и, распахнув дверь, вошёл в дом. Едва он успел перешагнуть порог, как где-то в глубине кухни зазвенел детский голосок:

— Папища приехал! Папища! Папища!

К Павлу Прохоровичу подбежал сын и нырнул под шубу.

— Подожди, Павлуша! — попросил отец. — Я холодный.

Мальчик высунул голову и, глянув отцу в лицо, спросил:

— А мне что?

— Тебе, известно, техника! — ответил Шаров и, поставив чемодан, стал раздеваться.

— Знаю — пожарная машина! Обязательно — машина!

— Не угадал!

— Заводная легковушка?

— Тоже не угадал.

— Трактор!

— Нет. Ещё интереснее! — Отец достал из чемодана большую коробку и направился в кабинет. — Такая штука, что лучше её и придумать нельзя!..

Павлик бежал за ним, называя одну машину за другой, но всё невпопад. Следом степенно шла соседская девочка, первоклассница Маня, с белыми косичками; в кофточке и юбочке, сшитых так же как шили для себя в деревне пожилые сибирячки. От этого девочка казалась старше своих лет. Всегда тихая и молчаливая, она сейчас выглядела особенно серьёзной, — ей доверили подомовничать с её юным другом!

Включив лампу под розовым, похожим на огромный опрокинутый тюльпан, абажуром, Павел Прохорович расположился на полу и приоткрыл коробку.

Увидев голубое крыло с красной звездой, Павлик вскрикнул:

— Самолёт! Самолёт!..

Это была только одна составная часть сложной игрушки. Когда отец достал вторую, мальчик ударил в ладоши:

— Пароход!

Маня спокойно возразила:

— Такие пароходы не бывают.

— Дирижабль! — сказал Павел Прохорович.

Он взял перекладинку, похожую на коромысло, укрепил поверх башни и несколько раз повернул ключ, Маленький пропеллер, рассекая воздух, как бы превратился в диск, и самолёт, оторвавшись от пола, полетел по кругу. Под другим концом перекладинки покорно плыл дирижабль.

Все трое следили за полётом. Когда пропеллер остановился и самолёт замер на полу, Шаров прищёлкнул языком:

— Вот это игрушка! — И снова склонился, чтобы завести пружину. Павлик опередил его:

— Дай заведу!

— Действуй! Только осторожнее, а то пружина лопнет…

Шаров подошёл к столу. Возле массивного письменного прибора с понурой металлической лошадью, впряжённой в соху, и бородатым пахарем за деревянным рогалем лежала записка:

«Если приедешь без меня— позвони. На всякий случай — ужин в печке».

Павел Прохорович подержал записку в руках и, перевернув, медленно опустил на стол. Потом он прошёл на кухню и заглянул в печь. Там стояла сковорода с жареной печёнкой: жена приготовила любимое!

Поужинав, Шаров стал собираться в контору.

— Павлуша! Я пошёл на работу. Скоро вернусь. Ладно?

— Ладно иди уж… — ответил мальчуган, не отрываясь от игрушки, и похвалился: — мы летать будем! Высоко- превысоко!.. Правда, Маня?

— Правда, — подтвердила девочка и, помолчав, спросила: — А ты дашь мне завести? Хоть один разок!

— Дам. Два раза…

Павлик опустил рычаг, и голубой самолёт снова взмыл в воздух.

7

Шаров шёл мимо нового дома, над которым высокие шесты поддерживали антенну, и ему хотелось завернуть в радиостудию и сказать в микрофон несколько слов. Вот он вернулся из города, привёз много новостей: есть о чём поговорить!.. Через каких-нибудь полчаса соберётся весь актив. Он. Павел Шаров, расскажет и о беседе с Дорогиным и о стычках с Забалуевым и о многочисленных хлопотах в городских организациях. Это были не напрасные хлопоты: в Сельэлектро ему удалось достать два мотора для клейтонов, в лесничестве он приобрёл семян лиственницы и жёлтой акации… А самое главное — он заполучил типовые проекты скотных дворов, свинарников, телятников. птичников… Всё это пригодится, при составлении пятилетнего плана…

«Но тут может возникнуть спор с Ёлкиным, — подумал Шаров и прошёл мимо радиостудии. — Лучше сначала поговорить с ним обо всём с глазу на глаз…»

С Фёдором Романовичем Ёлкиным он встретился на улице. Секретарь партийной организации, стуча каблуками ботинок, надетых на протезы, медленно шёл по накатанной санями дороге, блестевшей под лунным светом, как слоновая кость, и старался придерживаться той средней ленты, которая была исщерблена копытами лошадей. Павлу Прохоровичу, теперь шагавшему рядом с ним, всё время казалось, что спутник вот-вот поскользнётся, но он не делал попыток поддержать его под руку, зная, что Ёлкин не любит этого.

Они вошли в контору. Шаров открыл дверь в свой кабинет, напоминавший уголок сельскохозяйственной выставки: там стояли маленькие снопики пшеницы и овса, ржи и ячменя, проса и гречихи, в застеклённых шкафах лежали корнеплоды.