Сад Аваллона

И уверяю вас, Воган, я, как и вы, человек здравомыслящий, но что мне было делать с моей головой — в ней рождались самые дикие, самые невероятные мысли. И вдруг меня осенило: разгадка была связана с древним названием фей — «маленькие люди», «коротышки». Я подумал, а что если эти «коротышки» не выдумка, а вполне реальные потомки доисторической Туранской расы, обитающие здесь в пещерах. Меня бросило в дрожь, ведь я же ищу существо около четырех футов росту, приспособленное к жизни в темноте, пользующееся каменными орудиями и знакомое с монголоидными чертами! Да, вы можете подумать, Воган, что говорить о таких иллюзорных явлениях неприлично взрослому человеку, и это было бы так, если бы я полагался только на собственные ощущения, но ведь и вы, Воган видели то же самое. И согласитесь, глупо делать вид, будто ничего не произошло: когда мы лежали на траве, рядом, локоть к локтю, в отблесках пламени я видел ваши глаза, полные ужаса, и чувствовал дрожь вашего тела.

Характерно, что в этой запутанной истории была одна, казалось бы, очевиднейшая вещь, над которой я ломал голову до самого последнего времени. Я, кажется, говорил вам, как прочел знак Пирамиды: ее-то и должно было наблюдать собрание в чаше, однако такая расшифровка не совсем верна. Символ имеет и другое значение. Старая, хотя и не совсем правильная производная от пиро — огонь, могла бы сразу вывести меня на верную дорогу, но, увы, мысль эта пришла ко мне слишком поздно.

Думаю, что рассказ мой подходит к концу. Вы, конечно же, понимаете, что в этой истории мы были совершенно беспомощны, даже если бы и знали, что должно произойти… Почему знаки появились именно там, у ограды вашего сада? Да, любопытный вопрос. Но насколько я могу судить, ваш дом находится как раз посреди холмов, и, возможно, старые каменные столбы у садовой ограды отмечали место древних собраний в те незапамятные времена, когда кельты еще не высадились в Британии. И последнее, о чем я должен сказать: я нисколько не сожалею о том, что мы не сумели спасти несчастную девочку. Вспомните те жуткие образования, что раздувались и корчились в чаше, вспомните и отбросьте сомнения: то, что лежало в центре, впутанное в самую их гущу, для земной жизни было уже утрачено.

— Почему? — спросил Воган.

— Потому что она превратилась в пирамиду огня, — сказал Дайсон, — и все они вернулись в тот мир, откуда на мгновение вышли, в темный мир глубин.

Перевод А. Егазарова осуществлен по: Machen A. The Shining Pyramid. Chicago, 1923.

In convertendo. Рассказы

Артур Мейчен. Праздником осиянный (перевод А. Нестерова)

— Вдоль реки тянется широкая равнина, — продолжил Джулиан свой рассказ о том, как ему отдохнулось за городом. — Широкая равнина с низкими берегами, окутанные туманом заливные луга, простершиеся от реки до самых холмов. Говорят, что там внизу скрыт целый мир — под толщей торфа спит римский город, — и его золото, янтарь, мрамор погребены навеки.

— Но ты ничего такого не видел?

— Да нет, вряд ли. Каждое утро я поднимался чуть свет и уходил прочь из этой современной деревушки — шел, покуда она не сгинет в жарком мареве за спиной. Тогда я останавливался. Один в этом тумане посреди лугов, я стоял и смотрел, как блестящий жирный торфяник меняет свой зеленоватый отлив и светлеет, ибо над горизонтом все выше и выше восходит бледный серебристый нимб. Все погружено в молчание, ни звука, лишь бормотанье реки, плеск воды о камни.

— Берега желты от ила, — продолжил он после паузы, — но ранним утром, когда сквозь туман пробивается солнце, они сияют жемчужным блеском и делаются подобными серебру. У самой кромки воды насыпан небольшой курган — кто знает, что он в себе таит… На вершине его растет старый терновый куст, обращенный к востоку. Стоя там, я видел, как из утреннего марева проступают леса, и мне казалось, что белое солнце — дозорный, что обходит сияющие стены римского города. Думаю, если бы я замер и не шевелился, мне предстали бы легионы, закованные в блистающие доспехи, и плывущие в воздухе значки с орлами, а со стен города до меня донеслось бы звенящее пение труб.

— Зная тебя, я бы ожидал, что тебе довелось увидеть и услышать нечто большее, — кивнул друг. — Я ведь не раз говорил: эта земля, ее холмы, даже эти древние стены, — все это особый язык, просто нужно усилие, чтобы его постигнуть.