Сад Аваллона

— Подлец, низкий трус, подонок, — вопила она, выплеснув перед этим все непристойные ругательства, — ты что, думаешь, я так и буду вкалывать на тебя всю жизнь, точно рабыня, пока ты таскаешься за этой девкой с Грин-стрит и пропиваешь каждый пенни, который у тебя появляется?! Ошибаешься, Сэм, — можешь не сомневаться, больше я терпеть не собираюсь. Черт бы тебя побрал, грязный вор, я порываю с тобой – с тобой и с твоим хозяином, так и передай ему, и можете сколько хотите заниматься своими делишками, надеюсь, они доведут вас до беды.

Женщина рванула лиф своего платья, извлекла нечто, похожее на листок бумаги, смяла его и отбросила в сторону. Бумажный комочек упал у ног Солсбери. Женщина выбежала на улицу и скрылась в темноте, мужчина, качаясь из стороны в сторону, последовал за своей спутницей, что-то неразборчиво и смущенно бормоча. Солсбери еще какое-то время наблюдал за ним: мужчина медленно шел по тротуару, то и дело останавливаясь, раскачиваясь в нерешительности, и наконец, словно выбрав новое направление, отваживался сделать еще несколько шагов. Небо прояснилось, только редкие облака кружили теперь вокруг луны. Ее ясный белый свет периодически мерк, поглощенный проплывавшими облаками, но затем прорывался вновь, и как раз в ту минуту, когда прозрачные белые лучи заглянули в узкий проход, Солсбери, обернувшись, заметил скомканную бумажку, выброшенную разгневанной женщиной. Крайне заинтригованный, он подобрал бумажный комочек, спрятал его в карман и вновь отправился в путь.

3

Чарльз Солсбери был человеком привычки. Когда он пришел домой, до костей промокший, в прилипшей к телу сырой одежде, в шляпе, загубленной отвратительными влажными пятнами, единственной его мыслью было опасение по поводу собственного здоровья, о котором он всегда прилежно заботился. Поэтому, сняв мокрую одежду и облачившись в теплый халат, он первым делом подогрел себе джин с водой; Солсбери считал это целебное питье потогонным средством и готовил его на спиртовке — одном из немногих предметов роскоши, которые позволяют себе современные отшельники. Раскуривая между делом трубочку, он благополучно привел в порядок свои смятенные мысли и чувства и, выпив горячего джина, улегся в постель, с облегчением забыв о недавнем приключении в темном проулке и о безумных фантазиях Дайсона, ставших весьма своеобразной приправой к обеду. Солсбери сохранял блаженную пустоту в мыслях и за завтраком на следующее утро, ибо приучил себя за едой ни о чем не думать, но когда тарелка и чашка опустели и он принялся было раскуривать первую утреннюю трубку, как-то само собой всплыло в памяти воспоминание о подобранном накануне клочке бумаги, — Солсбери стал лихорадочно рыться в карманах все еще сырого пальто. Он не помнил, в какой из карманов засунул бумажку, и, пока обшаривал один карман за другим, его томило предчувствие, что записка так и не найдется, хотя даже ради спасения своей жизни он не смог бы объяснить, зачем ему так уж понадобился этот пустячный обрывок. И все же, нащупав во внутреннем кармане скомканный бумажный шарик, Солсбери вздохнул с облегчением, осторожно извлек его и положил на маленький столик возле своего кресла так бережно, словно то была редкая драгоценность. Несколько минут он сидел неподвижно, попыхивая трубкой и глядя на свою находку: странное желание швырнуть эту бумажку в огонь и забыть о ней боролось с не менее странным желанием узнать, почему же озлобленная женщина с такой яростью скомкала и отбросила ее. Как и следовало ожидать, победило любопытство, и все же, когда Солсбери в конце концов развернул бумажный комочек, он сделал это почти против воли. На клочке самого обычного грязного листка, вырванного из дешевого блокнота, темнело несколько строк, написанных неровным, каким-то судорожным почерком. Наклонившись, Солсбери впился глазами в этот текст, затаил дыхание — и вдруг откинулся на спинку кресла, уставился в пустоту перед собой и разразился таким громким, раскатистым и долгим хохотом, что этажом ниже проснулся хозяйский ребенок, который откликнулся на этот взрыв веселья испуганным плачем. Но Солсбери продолжал хохотать, время от времени вновь поднося к глазам текст, казавшийся ему бредом сумасшедшего.

«К. отправился в Париж навестить своих друзей», — гласила первая строчка. «Трэверс Хэндл С. «Раз — везде трава у нас, два — девчонка первый класс, три — на клен ты посмотри»».