Читаем Сад богов полностью

Наполняя бутылки, я отвечал на его вопросы, но мысли мои блуждали. Рядом лежали остатки еды – полбуханки желтого, как примула, маисового хлеба, несколько здоровых белых зубцов чеснока и пригоршня крупных сморщенных маслин, черных, как жуки. Потекла слюна, и я со всей остротой осознал, что у меня с раннего утра во рту не было ни крошки. Незнакомец в конце концов заметил взгляды, которые я бросал украдкой на его пиршественный стол, и с типичным крестьянским радушием достал нож.

– Хлеб? – спросил он. – Будете хлеб?

Я ответил, что не отказался бы от хлеба, но только нас трое. Моя сестра и ее муж (тут я солгал) умирают от голода среди скал. Он сложил свой перочинный нож, собрал остатки еды и протянул их мне.

– Отнесите им, – улыбнулся он. – Я уже поел, а иностранцы на Корфу не должны голодать.

Я рассыпался в благодарностях, сложил маслины с чесноком в носовой платок, буханку и бутылки с водой засунул под мышки и зашагал обратно.

– Будьте осторожны! – крикнул мне вслед мужчина. – Держитесь подальше от деревьев, скоро будет гроза.

Я поглядел на голубое выгоревшее небо и подумал, что он ошибается, но ничего не сказал. Вернувшись, я застал мрачного Адриана, выдерживающего ноги в морской воде, и загорающую на скале Марго, которая что-то фальшиво напевала. Они набросились на еду, как голодные волки, разрывали на куски золотистый хлеб, давились маслинами и чесноком.

– Это было славно, – закончив, радостно объявила Марго, как будто это было ее рук дело. – А теперь домой.

Тут мы столкнулись с проблемой. Ноги у Адриана, хоть и отдохнули в воде, сильно распухли, и понадобились наши с Марго совместные усилия, чтобы помочь ему влезть в ботинки. Но он смог лишь медленно ковылять, как старая черепаха. Мы прошли около мили, и он сильно отстал.

– А нельзя ли побыстрее? – раздраженно крикнула ему моя сестра.

– Быстрее не получается. Ужасно больно ступать, – страдальческим голосом отозвался он.

Несмотря на наши предупреждения, что он обгорит, Адриан снял фланелевую рубашку и подставил молочно-белую кожу палящим лучам. Когда до дома оставалось уже не так много, сбылся прогноз крестьянина. Эти летние грозы зарождались в кучевых облаках над Албанской грядой и с помощью очистительного теплого ветра быстро докатывались до Корфу, как горячая волна из открытой печи. Ураганные порывы ослепляли нас пригоршнями песка и рваными листьями. Зеленая оливковая роща засеребрилась, точно мимо проплывала стая рыб. Ветер громыхал в кронах деревьев, как буруны, разбивающиеся о волнорез. Голубое небо чудесным образом заволокли тучи с кровавым отливом и то и дело рассекали зазубренные копья бледно-лиловых молний. Яростные горячие порывы все нарастали, рощи содрогались и шипели, словно их сотрясал невидимый злобный великан. А потом хлынул дождь, он выливался огромными ушатами и бил по головам, как удары пращи. Фоном же служил гром, который царственно прокатывался по небу, урча и грохоча поверх несущихся туч, и казалось, что миллионы звезд сталкиваются и рассыпаются обвально.

Это была невиданная гроза, и мы с Марго наслаждались ею в полной мере: после дикой жары и стоячего воздуха секущий дождь и громовые раскаты освежали. А вот Адриан наших восторгов не разделял. Он был из тех бедолаг, которые страшатся молний, так что его все это ужасно пугало. Мы пытались его отвлечь хоровым пением, но наши голоса тонули в этом грохоте. Мы решительно продолжили наш путь, и наконец в просвете между мрачными, исполосованными ливнем кронами показались гостеприимные огни виллы. Когда Адриан ввалился в дом, больше похожий на ходячий труп, навстречу нам вышла мать.

– Дети, где вы пропадали? Я уже заволновалась, – сказала она и только тут разглядела нашего спутника. – О господи! Адриан, дорогой, что с вами?

Те части тела, которые не сгорели, имели синевато-зеленоватый оттенок, он с трудом передвигался, а зубы у него так стучали, что он не мог слова вымолвить. Ругая и жалея его одновременно, мать препроводила его в спальню, где он несколько дней пролежал с солнечным ударом, сильнейшей простудой и гноящимися ранками на ногах.

– Марго, как же ты меня иногда расстраиваешь, – сказала мать. – Ты же знаешь, какой он слабенький. Это могло его убить.

– Он получил по заслугам, – бездушно отрезала моя сестра. – Не надо было говорить, что я зануда. Око за ухо.

Однако Адриан ненароком ей отомстил. Поправившись, он нашел-таки в городе магазин, где продавались граммофонные иглы.

8. Дружеское веселье

…звук трубы, свирели, цитры, цевницы, гуслей и симфонии…

Книга пророка Даниила 3: 5
Перейти на страницу:

Все книги серии Трилогия о Корфу

Моя семья и другие звери
Моя семья и другие звери

«Моя семья и другие звери» – это «книга, завораживающая в буквальном смысле слова» (Sunday Times) и «самая восхитительная идиллия, какую только можно вообразить» (The New Yorker). С неизменной любовью, безупречной точностью и неподражаемым юмором Даррелл рассказывает о пятилетнем пребывании своей семьи (в том числе старшего брата Ларри, то есть Лоуренса Даррелла – будущего автора знаменитого «Александрийского квартета») на греческом острове Корфу. И сам этот роман, и его продолжения разошлись по миру многомиллионными тиражами, стали настольными книгами уже у нескольких поколений читателей, а в Англии даже вошли в школьную программу. «Трилогия о Корфу» трижды переносилась на телеэкран, причем последний раз – в 2016 году, когда британская компания ITV выпустила первый сезон сериала «Дарреллы», одним из постановщиков которого выступил Эдвард Холл («Аббатство Даунтон», «Мисс Марпл Агаты Кристи»).Роман публикуется в новом (и впервые – в полном) переводе, выполненном Сергеем Таском, чьи переводы Тома Вулфа и Джона Ле Карре, Стивена Кинга и Пола Остера, Иэна Макьюэна, Ричарда Йейтса и Фрэнсиса Скотта Фицджеральда уже стали классическими.

Джеральд Даррелл

Публицистика

Похожие книги

Возвращение с Западного фронта
Возвращение с Западного фронта

В эту книгу вошли четыре романа о людях, которых можно назвать «ровесниками века», ведь им довелось всецело разделить со своей родиной – Германией – все, что происходило в ней в первой половине ХХ столетия.«На Западном фронте без перемен» – трагедия мальчишек, со школьной скамьи брошенных в кровавую грязь Первой мировой. «Возвращение» – о тех, кому посчастливилось выжить. Но как вернуться им к прежней, мирной жизни, когда страна в развалинах, а призраки прошлого преследуют их?.. Вернувшись с фронта, пытаются найти свое место и герои «Трех товарищей». Их спасение – в крепкой, верной дружбе и нежной, искренней любви. Но страна уже стоит на пороге Второй мировой, объятая глухой тревогой… «Возлюби ближнего своего» – роман о немецких эмигрантах, гонимых, но не сломленных, не потерявших себя. Как всегда у Ремарка, жажда жизни и торжество любви берут верх над любыми невзгодами.

Эрих Мария Ремарк

Классическая проза ХX века
Смерть Артура
Смерть Артура

По словам Кристофера Толкина, сына писателя, Джон Толкин всегда питал слабость к «северному» стихосложению и неоднократно применял акцентный стих, стилизуя некоторые свои произведения под древнегерманскую поэзию. Так родились «Лэ о детях Хурина», «Новая Песнь о Вельсунгах», «Новая Песнь о Гудрун» и другие опыты подобного рода. Основанная на всемирно известной легенде о Ланселоте и Гвиневре поэма «Смерть Артура», начало которой было положено в 1934 году, осталась неоконченной из-за разработки мира «Властелина Колец». В данной книге приведены как сама поэма, так и анализ набросков Джона Толкина, раскрывающих авторский замысел, а также статья о связи этого текста с «Сильмариллионом».

Джон Роналд Руэл Толкин , Джон Рональд Руэл Толкин , Томас Мэлори

Рыцарский роман / Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века / Европейская старинная литература / Древние книги