Сад богов

Когда подошло время родов, они привязали Лулу к оливе возле дома, и она забралась в пустой ствол, чтобы там произвести на свет потомство. Лулу встретила меня с энтузиазмом и заинтересованно следила за тем, как я опустился на четвереньки и стал вытаскивать на свет божий ее щенят. В очередной раз я подивился, как у костлявой, полуголодной матери могли родиться такие пухленькие, развитые щенки с приплюснутыми воинственными мордочками и пронзительными голосами не хуже, чем у морских чаек. Все они по традиции были разномастными: черно-белые, бело-рыжие, серебристо-серые, голубовато-серые, сплошь черные и совершенно белые. Вообще, собачье потомство на Корфу всегда столь разнообразно, что вопрос отцовства прояснить невозможно. Разложив на коленях тявкающий выводок, я сказал Лулу, какая она умница. В ответ она восторженно замотала хвостом.

– Умница? – с горечью повторила мама Кондос. – Одиннадцать щенков – глупее не придумаешь. Нам придется от всех, кроме одного, избавиться.

Я и сам понимал, что Лулу не позволят сохранить такое большое потомство: одного оставят, и на том спасибо. Кажется, я могу прийти им на помощь. Я сказал, что моя мать не только обрадуется щенку, но и будет преисполнена благодарности за то, что их семья вместе с Лулу сделали ей такой подарок. После долгих раздумий я выбрал визгливого увальня, черно-бело-серого кобелька с бровями и «носочками» кукурузного оттенка. Я попросил подержать его, пока он не станет самостоятельным. А я пока сообщу матери радостное известие, что у нас появилась еще одна собака и теперь их у нас пять, красивая круглая цифра.

Удивительное дело, но предстоящее пополнение собачьего семейства мою мать нисколько не обрадовало.

– Нет, дорогой, – сказала она твердо. – И четырех вполне достаточно. На еду для твоих сов и всех остальных мы и так тратим целое состояние. Так что, боюсь, больше никаких собак.

Тщетно объяснял я ей, что несчастного щенка просто утопят. Мать была непреклонна. Оставался только один выход. Я давно уже заметил, что, если ей задать гипотетический вопрос, хочет ли она целое гнездо с новорожденными горихвостками, ответ будет резко отрицательным. Однако стоит мне принести в дом такое гнездо, как она начинает колебаться, а затем говорит «да». Стало быть, надо просто поставить ее перед фактом. Я не сомневался, что она не сможет устоять перед щенком с золотистыми бровями и «носочками». И послал семье Кондос записочку с вопросом, могу ли я показать щенка своей матери, и уже на следующий день одна из дочерей-толстух с готовностью его доставила. Я развернул ткань, в которую он был завернут, и с досадой увидел, что мне прислали не того щенка. Я объяснил это дочери, но та возвращалась в деревню и уже ничего не могла поделать. Она посоветовала мне самому отправиться к маме Кондос и поторопиться, так как этим утром мама грозилась от всех от них избавиться. Я вскочил на ослицу и галопом отправился через оливковую рощу.

Когда я приехал на ферму, мама Кондос сидела на солнце и сплетала белые низки из головок чеснока, а вокруг нее, довольно поквохтывая, царапали землю куры. После того как меня обняли, расспросили о здоровье всей семьи и дали тарелку зеленого инжира, я предъявил щенка и объяснил цель своего приезда.

– Не тот? – воскликнула она, разглядывая тявкающего щенка и тыча в него указательным пальцем. – Не тот! Какая же я глупая. О, хо, хо, хо. Я-то думала, что вам понравился с белыми бровками.

– Вы уже успели избавиться от остальных? – с тревогой спросил я.

– Ну да, – ответила она рассеянно, продолжая разглядывать щенка. – Еще рано утром.

– Что ж, – сдержанно сказал я. Раз уж не смог заполучить желанного, заберу спасенного.

– Нет-нет, я попробую достать для вас того, которого вы хотите. – С этими словами она поднялась и подобрала мотыгу с широким лезвием.

Интересно, подумал я, как она собирается достать мне этого щенка, если она от них избавилась? Уж не намерена ли она выкопать труп? Спасибо, не надо. Я готов был заявить об этом вслух, но мама Кондос, бормоча себе под нос, уже уковыляла к соседнему полю, где желтели хрупкие стебли первой кукурузы на растрескавшейся от солнца почве. Оглядевшись, она пару раз махнула мотыгой, и вдруг раздался визг трех щенят, которые отчаянно сучили ножками, а их глаза, уши и розовые рты были забиты комьями земли.