Сад чудовищ

– Максу не о чем беспокоиться, – прошептал Пол. – Документы у него в порядке. Фотографии Эрнста он отдал нам. Если не запаникует, все кончится хорошо.

«Успокойся! – беззвучно велел Максу Пол. – Не оглядывайся…»

Макс улыбнулся и шагнул к эсэсовцу.

– У него все будет хорошо, – заверил Морган.

«Нет, не будет, – подумал Пол. – Макс сбежит».

В ту самую секунду мужчина развернулся и дал деру.

Эсэсовцы оттолкнули пару, которую опрашивали, и рванули за ним:

– Стой! Немедленно остановитесь!

– Нет! – прошептал Морган. – Ну зачем он так? Зачем? Почему?

«Потому что он испуганный свидетель», – подумал Пол.

Макс, куда тоньше эсэсовцев в громоздкой форме, начал от них отрываться.

Вдруг у него получится? Вдруг он…

Выстрел эхом разнесся по улице, Макс рухнул на асфальт, на спине у него распустился кровавый цветок. Пол обернулся: третий эсэсовец вытащил пистолет и выстрелил с другой стороны улицы. Макс пополз к тротуару, но его быстро настигли первые два эсэсовца, запыхавшиеся от бега. Один из них выстрелил бедняге в голову и прижался к фонарному столбу, чтобы перевести дух.

– Идем! – шепнул Пол Моргану. – Скорее!

Они повернули обратно на Розенталерштрассе и зашагали на север вместе с другими пешеходами, без спешки удалявшимися от места стрельбы.

– Боже милостивый! – пробормотал Морган. – Я же месяцами его обрабатывал и помогал ему добывать сведения об Эрнсте. Что нам сейчас делать?

– Что бы мы ни придумали, действовать нужно быстро, пока кто-нибудь не связал его, – Пол глянул на труп Макса, – с Эрнстом.

Морган вздохнул и задумался:

– Из окружения Эрнста я больше никого не знаю… Зато у меня есть человек в Министерстве информации.

– У тебя есть агент прямо там?

– Национал-социалисты – параноики, но есть у них недостаток, паранойю компенсирующий. Это их эгоизм. Они внедрили множество агентов и даже не предполагают, что кто-то может внедриться к ним. Мой человек лишь секретарь, но что-нибудь да разузнает.

На оживленном перекрестке они остановились, и Пол сказал:

– Я заберу вещи из Олимпийской деревни и переберусь в пансион.

– Лавка ростовщика, у которого мы достанем винтовку, возле станции Ораниенбургер. Встретимся на площади Ноября 1923 года под большой статуей Гитлера. Допустим, в полпятого. У тебя карта есть?

– Раздобуду.

Мужчины пожали друг другу руки, глянули на обступивших несчастного и отправились каждый своей дорогой. Тем временем сирена снова завыла на чистых, аккуратных улицах города, заселенного вежливыми, улыбчивыми людьми. В том самом городе за два часа произошло как минимум два убийства.

Шуман понял, что бедняга Макс его не предал. Зато напрашивался другой, куда более тревожный вывод. Два копа или гестаповца шли по его следам, или по следам Моргана, или их обоих от Дрезденского проулка до «Летнего сада» и едва-едва их не поймали. В Нью-Йорке полиция так здорово не работает.

«Откуда, черт подери, взялись эти двое?» – недоумевал Пол.

– Йоган, как именно был одет тот мужчина в коричневой шляпе? – спросил Вилли Коль официанта.

– Он был в светло-сером костюме, белой рубашке и с зеленым галстуком, который показался мне аляповатым.

– Мужчина крупный?

– Очень, майн герр, но не толстый. Может, культурист?

– Еще какие-то отличительные черты?

– Больше я ничего не заметил.

– Он иностранец?

– Не знаю. По-немецки говорил безупречно. Если только с легким акцентом.

– Волосы у него какие?

– Не знаю. Скорее темные, чем светлые.

– Возраст?

– Не молод, но и не стар.

Коль вздохнул:

– Вы упомянули спутников?

– Да, майн герр. Тот человек пришел первым, затем к нему присоединился другой, тщедушнее, в черном или темно-сером костюме. Галстука я не заметил. За вторым подоспел третий. На вид чуть за тридцать. Судя по коричневому комбинезону, рабочий. Он появился позднее.

– У крупного мужчины был с собой портфель или чемодан?

– Да, коричневый портфель.

– Его спутники тоже говорили по-немецки?

– Да.

– Вы подслушали их разговор?

– Нет, герр инспектор.

– Лицо описать сможете? Лицо того мужчины в шляпе? – спросил Янссен.

Официант замялся:

– Его лица я не видел. Равно как и лиц его спутников.

– Вы подавали им еду и не увидели лиц? – удивился Коль.

– Не обратил внимания. В зале же полумрак. Да и здесь у нас столько людей… Глаза смотрят, но не видят, если вы меня понимаете.

Коль понимал, что это так, впрочем, понимал он и то, что с тех пор, как три года назад к власти пришел Гитлер, слепота превратилась в общенациональный недуг. Люди доносят на сограждан за преступления, которых не видели, а вот подробностей увиденных преступлений вспомнить не могут. Лишняя осведомленность грозит попаданием в «Алекс», штаб-квартиру крипо, или в штаб-квартиру гестапо на Принц-Альбрехтштрассе и просмотром бесчисленных фотопортретов уголовников. Добровольно в такие места не рвется никто: сегодня ты свидетель, а завтра арестованный.

Встревоженный взгляд официанта метался по полу, на лбу выступил пот. Коль пожалел беднягу.

– Раз лицо описать не можете, поделитесь с нами другими наблюдениями, и мы обойдемся без поездки в полицейское управление. Вдруг вспомните что-то полезное?