Сад чудовищ

– С олимпийцами?

– Мы решили, что это оптимальный вариант. Берлин заполонят иностранцы. Суматоха поднимется такая, что у армии и полиции будет забот полон рот.

– Официально на Олимпиаде тебе работать не придется, – заверил Эйвери. – Игры начинаются первого августа, Олимпийскому комитету известно, что ты журналист.

– Спортивный журналист, – уточнил Гордон. – Это твое прикрытие. Тебе нужно валять дурака и не привлекать к себе внимания. На пару дней поселишься в Олимпийской деревне, потом осторожно выберешься в город. В отель нельзя: нацисты отслеживают гостей, фиксируют паспортные данные. Для тебя забронируют номер в частном пансионе.

Пол – воробей стреляный. Разумеется, у него появились вопросы.

– Я буду там под своим именем?

– Да, останешься собой. Но мы оформим тебе и запасной паспорт – с твоей фотографией, но на чужое имя. Паспорт подданного другой страны.

– Ты похож на русского: высокий, крепкий, – отметил сенатор. – Решено, что будешь русским.

– Я не говорю по-русски.

– Там никто не говорит. Кроме того, запасной паспорт тебе вряд ли понадобится. Он на самый крайний случай, чтобы выехать из Германии.

– Или на случай гибели, чтобы никто не разобрал, кто я и откуда, – добавил Пол.

Неуверенность сенатора и взгляд, украдкой брошенный на Гордона, доказывали, что Шуман попал в точку.

– А на кого я якобы работаю? – не унимался Пол. – Все газеты пришлют в Берлин стрингеров. Они мигом поймут, что я не журналист.

– Об этом мы подумали. Ты внештатник: пишешь статьи, а по возвращении домой предлагаешь их спортивным газетенкам.

– Кто помогает вам в Берлине? – спросил Пол.

– Давай пока без имен, – отозвался Гордон.

– Не надо мне имен. Вы доверяете ему? Если да, то почему?

– Он живет там уже пару лет и снабжает нас ценными сведениями, – ответил сенатор. – В войну он служил под моим началом. Я лично с ним знаком.

– Под каким он там прикрытием?

– Бизнесмен, участник финансового рынка и так далее. Предприниматель.

– Он и оружие тебе предоставит, и необходимую информацию об объекте, – сказал Гордон.

– У меня нет действующего паспорта. В смысле, на мое имя нет.

– Мы в курсе, Пол. Паспорт тебе оформим.

– А мои стволы можете вернуть?

– Нет, – категорично возразил Гордон. – Таков наш общий план, дружище. Наверное, не стоит предупреждать, что если ты надеешься сесть на товарняк и залечь на дно в каком-нибудь западном Гувервилле…[10]

Разумеется, Пол на это надеялся, но тут нахмурился и покачал головой.

– Эти парни не отстанут от тебя ни на шаг до самых доков Гамбурга. На случай если у тебя возникнет желание улизнуть из Берлина, наш помощник за тобой присмотрит. Если исчезнешь, помощник позвонит нам, мы позвоним нацистам и сообщим, что по Берлину разгуливает беглый американский киллер. Имя твое сообщим, фотографию покажем. – Гордон выдержал взгляд Пола. – Если думаешь, что мы ловко тебя выследили, значит ты не знаешь нацистов. По нашим данным, они не тратят времени на суд и смертные приговоры. Ситуация ясна?

– Предельно.

– Отлично. – Коммандер глянул на Эйвери. – Объясни ему, что случится, когда дело будет сделано.

– В Голландии тебя будут ждать самолет и пилоты. Под Берлином есть старый аэродром. Когда закончишь, мы отправим тебя оттуда на самолете.

– На самолете? – переспросил Пол заинтригованно.

Полеты его завораживали. Девятилетним он сломал руку – в первый из бесчисленного множества раз, – когда собрал планер и слетел на нем с крыши двухэтажной дедовой типографии, рухнув на грязную мостовую.

– Именно, Пол, – ответил Гордон.

– Тебе ведь нравятся самолеты? – предположил Эйвери. – В квартире у тебя столько журналов по авиации. И книги. И фотографии самолетов. И модели. Ты сам их собирал?

Пол смутился, потом разозлился из-за того, что чужие нашли его игрушки.

– Ты пилот? – спросил сенатор.

– На самолетах я прежде не летал, – ответил Пол и покачал головой: план казался полным безумием. – Я даже не знаю…

Воцарилась тишина. Нарушил ее толстяк в мятом костюме:

– В войну я был полковником. Так же как Рейнхард Эрнст. Я сражался в Аргонском лесу. Так же как ты.

Пол кивнул.

– Общее число знаешь? – спросил его толстяк.

– Число чего? – не понял Шуман.

– Убитых.

Пол вспомнил море трупов. Американцы, французы, немцы. Раненым было еще хуже. Они рыдали, стонали, звали маму с папой. Забыть такое невозможно. В принципе.

– Американские экспедиционные войска потеряли более двадцати пяти тысяч человек, – с трепетом проговорил толстяк. – Почти сто тысяч ранили. Погибла половина моих подчиненных. За месяц мы потеснили врага на семь миль. Эти цифры не дают мне покоя. Половина моих ребят и семь миль. При этом Мёз-Аргон считается одной из самых успешных операций Антанты… Не хочу, чтобы подобное повторилось.

– Кто вы? – снова спросил Пол, глядя на толстяка.

Сенатор встрепенулся и начал говорить, но толстяк перебил его:

– Я Сайрус Клейборн.

Вот оно что. Господи… Старик – глава «Континентал телефон энд телеграф», самый настоящий миллионер, даже сейчас, в тени Великой депрессии.