Сад Истязаний

У меня три подруги.Ум первой подвижен, как лист бамбука.Ее легкий и резвый нрав подобен перистому цветку евлалии.Ее глаза похожи на лотос. А ее грудь так же тверда, как лимон.Ее волосы, заплетенные в толстую косу, спадают на золотистые плечи, как черные змеи.Ее голос нежен, как горный мед. Ее голени тонки и гибки.Ее бедра круглы, как гладкий ствол банана. Ее походка — походка молодого развеселившегося слона.Она любит удовольствие, знает, чем вызвать его, и умеет его разнообразить.У меня три подруги.

Клара вдруг прервала себя.

— Не припоминаешь? — спросила она. — Разве тебе больше не нравится мой голос?

Лицо не двигалось. Оно, казалось, не слышало. Его взгляд продолжал пожирать ужасную корзину, его язык щелкал во рту, наполненном слюною…

— Ну! — сказала Клара. — Слушай дальше! И ты будешь есть, потому что ты так голоден!

И она продолжала медленным, ритмическим голосом:

У меня три подруги.У второй великолепные волосы, которые сверкаютИ спадают длинными шелковистыми гирляндами. Ее взгляд взволновал бы бога любви

И заставил бы покраснеть пастушек. Тело этой женщины грациозно, как змея, как золотая лиана.Ее серьги увешаны драгоценными камнями,Словно украшенный инеем цветок в морозное и солнечное утро. Ее одеяние — летние садыИ храмы в праздничный день.А ее груди, твердые и подпрыгивающие, сверкают, как две золотые вазы, наполненные опьяняющими напитками и одуряющими ароматами.У меня три подруги.

— У-а! у-а! — лаяло лицо в то время, как в клетке другие пять осужденных, продолжая ходить и метаться, повторяли ужасный лай.

Клара продолжала:

У меня три подруги.Волосы третьей собраны и скручены на голове.И никогда они не знали прикосновения пахучего масла.Ее лицо, выражающее страсть, безобразно. Ее тело похоже на свиную тушу.Можно сказать, что она всегда сердится. Она всегда ругается и ворчит.Ее груди и живот отдают запахом рыбы. Она вся нечистоплотна.Она пьет все и пьет много. Ее пустые глаза всегда гноятся.А ее постель омерзительнее, чем гнездо удода. И вот ее-то я и люблю.И вот ее-то я и люблю, потому что есть нечто, более таинственно притягивающее к себе, чем красота: это — гниение.

Гниение, в котором господствует вечная теплота жизни,В котором перерабатывается вечная смена превращений!У меня три подруги!

Поэма была кончена. Клара умолкла.

Лицо, жадно устремив глаза на корзину, не переставало лаять в продолжение декламации последней строфы.

Тогда Клара печально сказала, обращаясь ко мне:

— Ты видишь… Он ничего не припоминает. Он потерял память о своих стихах, как и о моем лице. И этот рот, который я целовала, не произносит ни одного человеческого слова. На самом деле это что-то неслыханное!

Она выбрала из корзины мяса лучший, самый большой кусок и, грациозно изогнув бюст, протянула его на конце своих вил исхудалому лицу, глаза которого сверкали, как два уголька.

— Ешь, бедный поэт! — сказала она. — Ну, ешь!