Сад пленённых сердец

Наступил канун праздника в честь бога Камо. Во дворце происходила полагающаяся церемония, и я присутствовал на ней. День был очень холодный, и с наступлением вечера пошел легкий снежок. Все стали разъезжаться — кто куда. «Куда бы мне отправиться на ночь? — подумал я. — Остаться на ночлег во дворце одному — все равно что заночевать в пути: неуютно. Отправиться к какой-нибудь важной даме и быть в необходимости держать себя чинно и церемонно — в такой холодный вечер неприятно. Хорошо бы так, попросту, погреться где-нибудь. Видно, негде, как только у ней, — решил я. — Что-то теперь она думает», — подумал я, и мне захотелось ее повидать. Направился к ней. Шел снег. Я спешил, стряхивая снег со своих одежд. «Немножко неловко опять являться к ней, после того, как я так решительно порвал с ней… Да ничего. Сегодня вечером — опять все уладится», — раздумывал я. Добрался до дому, смотрю: у самой стены — придвинут мерцающий светильник… Мягкие теплые одежды развешаны на подставках и греются у огонька… У входа поднята занавеска… Все так, как будто бы она ждет: «Вот сегодня вечером…» «Ага», — подумал я самодовольно, но — ее самой дома не оказалось. Были только одни служанки. «Госпожа сегодня вечером отправилась в свой родительский дом», — ответили они мне…

«Не послав любовного стихотворения… не написав чувствительного письма, так взять и скрыться — это бессердечно». Я был очень озабочен.

«Уж не завелся ли у ней другой любовник? — подумал я. — Может быть, она в припадке ревности и злобы решила: «Пусть он поскорее забудет о своей любви ко мне, — расстанусь с ним и сойдусь с другим!» Ничего похожего на что-нибудь такое не было, но в своем раздражении я стал подозревать за ней все дурное. Однако, так иль иначе, в этот вечер здесь, у ней, — и кимоно мне было изготовлено заново, и вся окраска и вышивка на нем была сделана с большим тщанием. Видно было, что она следила за этим даже после нашей окончательной разлуки… что она заботилась обо мне и теперь. При виде всего этого я решил: «Нет! Она не собирается уходить от меня навсегда», — и после этого я стал посылать ей письма. «Не хочешь ли, чтоб все было по-старому?» Однако она — не то чтобы отказалась наотрез, но просто куда-то скрылась. Она ничего не делала такого, чтобы мне досадить; не писала мне ответов, чтобы меня устыдить. Она только сообщила: «Если ты все так же бессердечен, я не желаю прощать тебе и опять соединяться с тобою. Я вернусь к тебе лишь в том случае, если ты перестанешь изменять мне». Я тут успокоился и был уверен, что женщина ни в коем случае меня не бросит. Поэтому решил: «Надо ее поучить хорошенько». Не обещал ей: «Исправлюсь, мол, как ты того хочешь», — но стал вести себя по-прежнему, свободно. И вот она, скорбя о том, что я не изменяюсь и что она поэтому не может вернуться вновь ко мне, — заболела, бедняжка, и умерла. «Плохая шутка оказалась», — все время думал я после этого. «Вот как раз такую бы хорошо иметь своей женой», — вспоминаю я ее теперь постоянно. С ней можно говорить о чем угодно: и о пустяках, и о важном деле. Она была прямо сама богиня Тацута. Ничуть не хуже небесной феи Танабата — так хорошо умела она окрашивать ткани и шить», — с печалью и любовью вспоминал умершую Самма-но ками.

Тюдзё заметил:

«Лучше, если б она уступала фее Танабата в искусстве шитья, зато была б похожа на нее в верности любовному союзу. Да! Эта твоя богиня Тацута редкая женщина. Как жалко ее! Возьми даже цветы иль красные кленовые листья… не то уж людей. И что же? Не вовремя зацветут они, — и плохо! — так и погибнут без всякого блеска… Поэтому-то я и говорю: «Да, трудная вещь — жизнь в этом мире!»

Самма-но ками заговорил снова: