«Итак, это — Тюдзё!» — произнес Гэндзи. «Да это — та, которую желаешь и не можешь забыть», — понял он, и ему сильно захотелось с ней познакомиться.
Корэмицу, наблюдая за ним, произнес:
«У меня также есть там зазноба, и, воспользовавшись этим, я и узнал все подробности. Дело в том, что в доме этом живет одна молодая женщина, которая старается внушить другим, что она — такая же, как и все прочие там. Я бывал у них, зная, что меня водят за нос, — и они до сих пор пребывают в уверенности, что прекрасно все скрыли. Но есть там одна маленькая девочка, — и она иногда проговаривается. Тут начинают все заговаривать зубы и усиленно делают вид, будто никого особенного среди них нет», — со смехом повествовал Корэмицу.
«Пусть это будет и временным жилищем для нее, но все же, — если принять в расчет, каково это жилье, в котором она обитает, выходит как будто, что она из тех самых низших кругов, о которых так пренебрежительно отзывался Самма-но ками. Но ведь и в их среде иногда — против всякого ожидания — обнаруживаются прелестные женщины…» — размышлял Гэндзи.
Корэмицу старался даже в мелочах угождать Гэндзи, да к тому же и сам был достаточно падок на любовные приключения. Поэтому он продолжал ходить туда, стараясь все время как-нибудь обмануть их, — и в конце концов устроил так, что провел туда Гэндзи. Рассказывать об этом скучно, и я, как всегда, это все пропускаю.
Гэндзи не стал расспрашивать женщину, кто она такая; поэтому не назвал ей и себя. Он придал себе самый простой вид; против своего обыкновения, слезал с экипажа и готов был идти пешком, так что взиравший на него Корэмицу подумал: «Ну и влюблен же мой господин!»
Лошадь свою он предоставил Гэндзи, а сам поспешал с ним рядом.
«Обычно любовник должен быть ведь недоволен, если его дама увидит его в неприглядном обличье», — становился он в тупик от действий Гэндзи. Тот же, не желая, чтоб его узнавали, брал с собой теперь только слугу и отрока, лица которого никто не знал. Он не заходил даже к Корэмицу по соседству. «Вдруг догадаются!» — думал он.
Женщина, со своей стороны, дивилась и не могла взять все это в толк. Она то посылала проследить за посланцем от Гэндзи, то направляла подсмотреть, куда уходит Гэндзи от нее на заре, разузнать, где он живет. Но Гэндзи удавалось так или иначе скрывать свои следы.
Гэндзи нарочно приказал изготовить себе простой охотничий костюм для того, чтоб надевать его, когда шел к ней; изменял весь свой облик, лицо же скрывал под маской; приходил и уходил — ночью, когда все спали, так что было похоже, будто он — призрак, о котором повествуют древние времена. Женщине становилось прямо жутко, но так как было ясно, хотя бы на ощупь, что это человек, то она только гадала: «Кто бы это мог быть?» Был заподозрен Корэмицу: «Это все проделки этого любителя любовных похождений!» Но тот делал самое невинное лицо, не поддавался и шутил, как всегда, так что она никак не могла понять: «Что здесь такое?» И Югао дивилась, думая: «Как это все необыкновенно!»
Со своей стороны, тревожился и Гэндзи:
«Что, если Югао в один прекрасный день возьмет да и уедет оттуда? Где мне тогда ее искать? Там все имеет вид ее временного жилья, — но сказать заранее, когда ей захочется куда-нибудь оттуда переехать — никак нельзя», — раздумывал он.
«Послушай! — заговорил он раз с Югао. — Поселимся где-нибудь на свободе — в каком-нибудь удобном месте!»
Однако та по-детски наивно возразила:
«Вы говорите такие странные речи. Я боюсь уже того, что вы и сейчас ведете себя так необыкновенно!»
«Это верно! — усмехнулся Гэндзи. — Да! Кто-нибудь из нас — оборотень! Выходит, кто-то один из нас обманывает другого…» — говорил он ласково и нежно, и Югао, поддавшись ему, готова была поступить так, как он хотел.
Стояла восьмая луна, — было пятнадцатое число. Лучи полного месяца проникали в многочисленные щели деревянной постройки. Гэндзи не был привычен к такому жилью, и ему представлялось все это таким странным. Скоро должен был наступить и рассвет. В соседнем домике послышался голос какого-то простолюдина, который, проснувшись, говорил жене:
«Какой холод! Да… Плохи дела в этом году! Придется, видно, отправиться в деревню и промышлять чем-нибудь там. Слышишь, жена?»
Эти жалкие люди вставали каждый для своих дневных занятий; суетились, шумели, — а такая среда так не шла к Гэндзи, что, будь на месте Югао другая женщина, благородная и гордая, — ей оставалось бы только постараться исчезнуть куда-нибудь от стыда за окружающую ее обстановку. Но Югао была простодушна и не чувствовала никакого смущения или огорчения.
Под самым их изголовьем раздались звуки от рисовых ступ, грохотавших громче самого грома. «Что это такое стучит? — подумал Гэндзи. Он не знал, что такой стук издает рисовая ступа, — и только внимал этим необычайным для него звукам. Многое было здесь для него совершенно невыносимо!
То там, то здесь начали раздаваться удары по плоским камням, на которых обивали домотканую материю. В небе кричали стаи диких гусей. Как много здесь было всяких неудобств для него!