Сад радостей земных

Кларе, Кречету и другим персонажам Оутс оно знакомо точно так же, как героям Апдайка, пусть это ощущение тупика нередко выражается у Уолполов в таких формах, которые наверняка оттолкнули бы от них и Колдуэлла, и Джоя Хофстеттера. Родственность между всеми ними, однако, сохраняется, потому что каждый из них с неизбежностью вынужден осмыслить и решить для себя вопрос о свободе человека и о его ответственности за ту жизнь, которую он для себя выбирает – или безвольно принимает, смиряясь перед тяжкими обстоятельствами.

Каждый из них до той или иной степени изведал искус приспособленчества, каждый на собственном опыте испытал неотвратимость страшных духовных потерь, которые влечет за собой конформистская нравственная ориентация. И за частными случаями, о которых рассказали Апдайк и Оутс, обозначилась большая социальная проблема, обнаружились сложные конфликты, актуальные сегодня ничуть не меньше, чем два десятилетия назад.

А. Зверев

Джойс Кэрол Оутс

САД РАДОСТЕЙ ЗЕМНЫХ

Часть первая КАРЛТОН

1

Штат Арканзас. В тот день, много лет назад, грузовик, полный сезонников, столкнулся на проселочной дороге с легковой машиной. Было девятнадцатое мая, рыжая глина обочины размокла; все праздно толклись под моросящим дождем, будто на гулянье.

Карлтон Уолпол с виду был возраста самого неопределенного. Порой он выглядел совсем молодо, а порой серые от грязи морщины на лбу врезались глубже, и тогда казалось, что он уже почти старик или изнурен каким-то недугом. Увидев его одного где-нибудь в городишке, каких немало встречалось у них на пути, когда он, пьяно пошатываясь, брел к себе в поселок или, сидя у дороги, швырял камешками в проходящие машины, всякий подумал бы, что это самый обыкновенный парень, один из многих: возможно, родом из Кентукки, и, возможно, покинуть родные места его вынудили обстоятельства, разобраться в которых ему не под силу; ему еще нет тридцати, однако жить бродячей жизнью сезонника, не владеющего никаким ремеслом, уже трудновато. Но в кругу семьи – а у него было уже двое детей и ожидался третий – становилось заметно, что какая-то внутренняя сила заставляет его держаться прямо, не сгибая спины, и в уголках глаз тоже затаилось какое-то мучительное напряжение, глухой гнев: он и сам не может понять, что это за чувство, а потому не может дать ему выход и избавиться от него. Узкое удлиненное лицо было даже красиво, но порой, когда Карлтона одолевала жгучая, мучительная неуверенность, оно становилось отталкивающим; волосы очень светлые, в детстве они были почти белыми; голубые глаза смотрели без всякого выражения, словно в них отражалось одно только небо. Когда Карлтон двигался быстро и порывисто, лицо его казалось даже чересчур узким, острым, как лезвие ножа, и у вас невольно напрягались все мышцы перед бессознательной угрозой, которой веяло от этого человека. Но он мог двигаться и неторопливо; от кого-то он унаследовал своеобразное изящество – правда, у него оно обратилось в какую-то ленивую пружинность: так человек идет вброд, силясь одолеть течение.

В грузовике в тот день было тридцать человек, взрослых и детей. Когда произошла авария, Карлтон и еще несколько мужчин стояли в кузове у заднего борта и смотрели, как убегает из-под колес дорога. С их теперешним водителем такое случалось не впервой. Но они все равно не могли привыкнуть, их опять застал врасплох внезапный рывок в сторону, и визг тормозов, и миг тишины, когда замирает сердце, – и резкий толчок; на этот раз не такой уж страшный. Машина круто накренилась, но никто не тронулся с места. На несколько мгновений все застыли. Потом заплакали дети, женщины стали звать на помощь, и все очнулись – опять авария!

Карлтон первым соскочил на дорогу. Шел дождь, но был он теплый. Сердце Карлтона все еще неистово колотилось, в висках стучало, ведь его жена Перл ждала ребенка, и уже скоро… мысль об этом мелькала у него снова и снова, что бы он ни делал – смеялся ли с кем-нибудь или собирал клубнику на пыльных грядах, но он уже привык к этой мысли и стал не так чувствителен. – Перл! Перл! – позвал он, жена сидела впереди, у самой кабины; но его крик потонул в общем гомоне.