«Сад» растёт сам?..

 «Часто можно слышать, что провозглашённый в них (бывшем СССР и странах Восточной Европы — А.Э.) переход к рыночным механизмам является убедительным доказательством превосходства рыночно ориентированной экономики над централизованно планируемой. Я полагаю, что это заблуждение… Проблема состоит в том, чтобы СОЕДИНИТЬ, СОГЛАСОВАТЬ, ОБЪЕ­ДИНИТЬ В ЕДИНОМ МЕ­ХА­НИЗМЕ НАЧАЛА ЭТИХ ДВУХ СИСТЕМ (выделено мною — А.Э.), найти эффективный путь комбинирования рыночных механизмов и государственного планирования и регулирования»[461] (А.С.Эп­штейн. “Опаснее врага”[462], “Экономическая газета”, № 41 (210), октябрь 1998 г.).

На это по существу была направлена так называемая «косыгинская реформа»[463],

но поскольку в отличие от коммунизма бюрократизм не представляет собой «огромной творческой силы», она носила безсистемный характер «латания Тришкиного кафтана» и не была обеспечена адекватной научно-теоретической подготовкой, поскольку метрологическая несостоятельность политэкономии «мраксизма» остановила развитие экономической науки в СССР, а развиваемые на Западе экономические теории были ориентированы на решение разного рода задач в «той системе» с позиций финансово-счётного подхода.[464]

Решение же задач, которые не смогла решить реформа Либермана-Косыгина в СССР (а так же и тех, что стоят перед администрацией Б.Х.Обамы),требует технологически-организационного подхода к макроэкономическим системам и управленческой грамотности «архитекторов реформ» и реформаторов-практиков.[465]

Примерно тогда же, в середине 1960‑х гг., свою версию теории конвергенции огласил академик-физик А.Д.Сахаров. Его идеологическая инициатива встретила возражение со стороны идеологов ЦК КПСС. Но в то же самое время А.Д.Сахаров получил поддержку «международной общественности» именно как идеолог конвергенции, а не столько как антисоветчик, каким его представляли в СССР. И поскольку советская бюрократия в силу необучаемости оказалась невосприимчивой к идеям конвергенции, есть основания полагать, что именно это и стало причиной быстрого ухудшения здоровья и смерти Ю.В.Андропова, который, возглавив КПСС и государственность СССР после смерти Л.И.Брежнева[466], начал «что-то делать»[467], одновременно провозгласив верность нового руководства СССР идеям марксизма-ленинизма и, похоже, что в этом Ю.В.Андропов не лукавил

[468]. И после непродолжительного переходного периода, олицетворяемого К.У.Черненко, власть над СССР была передана режиму М.С.Горбачёва и А.Н.Яковлева, на которых была возложена миссия прикрыть марксистский проект[469], утративший «религиозный пыл» и выродившийся в тупой паразитический бюрократизм.

В этой связи приведём высказывание Стивена Коэна[470]

: «Единственная вина Горбачёва в том, что он создал Ельцина», вынесенное в заглавие интервью с ним, опубликованного в “Политическом журнале” № 14 (65) от 18 апреля 2005 г. (http://www.politjournal.ru/index.php?action=Articles&dirid=67&tek=3288&issue=98).

В нём С.Коэн говорит:

«Американцы написали много глупых книг о России. Преобладающее мнение специалистов: Горбачёв был недостаточно решителен, он был слишком медлительным. А я думаю, наоборот. Он двигался слишком быстро и решительно. В течение трёх лет он создал законодательство для рыночной экономики и демократии. Затем немедленно приступил к реализации этого законодательства. Может быть, контроль над экономикой следовало поддерживать несколько дольше, сохранить крупную собственность в руках государства. Спонтанная номенклатурная приватизация началась уже в 1988 году, когда директора начинали контролировать предприятия. Система стала разрушаться.

Даже в политической области надо было двигаться медленнее. Может быть, надо было отложить парламентские выборы в республиках (в России, на Украине и т.д.) при всеобщих выборах на Съезд народных депутатов. Если бы больше демократии было в Москве, но меньше в провинции, это было бы более целесообразно.

Горбачёв одновременно проводил три трансформации: диктатуры — в демократию, государственной монополии — в рыночную экономику, а также пытался вывести Россию из состояния холодной войны к мировому признанию. Это не имело исторических прецедентов»[471].