Сад теней

Я унаследовала золотисто-каштановые волосы матери, но плечи мои были слишком широки, а грудь — слишком высока. Я часто разглядывала себя в зеркале и хотела, чтобы мои руки были короче. Мои серые глаза были слишком раскосыми и кошачьими, а нос был слишком резким. Губы были тонкими, а лицо бледным и серым. Серое, серое, серое. Как я хотела быть хорошенькой и яркой. Но, сидя перед туалетным столиком, подергивая ресницами и стараясь покраснеть, я становилась все больше похожей на дуру. Я не хотела выглядеть глупой и пустой, но ничего не могла с собой поделать, вслед за тем садилась на корточки перед застекленным кукольным домиком и изучала изящное, нежное фарфоровое лицо крошечной хозяйки. Как я хотела, чтобы это было мое лицо. Тогда, может быть, тот волшебный мир стал бы моим миром.

Но этого не происходило.

Тогда я оставляла все мои надежды, упакованными вместе с фарфоровыми фигурками, и отправлялась по своим делам.

Если отец всерьез рассчитывал на то, что сможет сделать меня более привлекательной для мужчин, дав мне образование и практический опыт в бизнесе, то он, должно быть, всерьез разочаровался в результатах. Джентльмены приходили и уходили, а я все ждала ухаживаний и признаний в любви.

Я всегда боялась, что мои деньги, деньги моего отца, мое наследство будут притягивать людей, изображающих любовь ко мне. Я думаю, что и отец боялся того же, поэтому он однажды пришел ко мне и сказал: «Я написал в моем завещании, что все, наследуемое тобой, будет принадлежать только тебе, и ты сможешь делать с ним все, что захочешь. Ни один муж не сможет управлять твоим состоянием, женившись на тебе».

Он объявил об этом и вышел из комнаты, прежде чем я смогла что-либо ответить. В дальнейшем он тщательно отбирал кандидатов для моих увлечений, представляя мне лишь господ высшего круга, людей, обладавших собственным состоянием. Мне еще предстояло встретить того, над кем я бы не возвышалась и кто не мрачнел бы, услышав то, что я сказала. Мне казалось, что я так и умру старой девой. Но мой отец не хотел так просто отказываться от своих планов.

— К нам сегодня на обед пожалует молодой человек, — объявил он утром в одну из пятниц в последних числах апреля.

— Он — один из самых ярких людей, которых я когда-либо встречал. Я хочу, чтобы ты надела то голубое платье, которое сшила себе на Пасху в прошлом году.

— Но, папа, — я готова была сказать «к чему беспокоиться», но он предупредил мой ответ.

— Не пытайся спорить, и ради бога не заводи за столом разговоров о борьбе женщин за равные права.

Взгляд мой вспыхнул. Он знал, как я ненавидела, когда он понукал мной, как одной из своих лошадей.

— Ни один мужчина не проявит интереса к тебе, если ты посягнешь на одну из священных мужских привилегий. Это всегда безошибочно.

— Голубое платье, — повторил он, повернулся на каблуках и удалился, прежде чем я смогла проронить хоть слово.

Мне казалось бессмысленным соблюдать все ритуалы за моим туалетным столиком. Я решила вымыть волосы с шампунем и стала расчесывать их, сжимая и собирая в пучок аккуратно, но не слишком нажимая на гребешок из слоновой кости, который отец подарил мне на прошлогоднее рождество.

Отец, вероятно, не знал или не хотел признать того, что я сшила «голубое платье», потому что я хотела иметь такой наряд, который фотомодели демонстрировали в журналах моды. Лиф платья был достаточно глубоким и демонстрировал прелесть моей груди, а облегающий корсаж прозрачно намекал на фигуру с «осиной талией». Платье было шелковым, и необычно мягкая ткань ярко поблескивала. Рукава спускались почти до локтя. Я считала, что так руки мои становились короче.

Я надела мамин кулон с голубым сапфиром, что, как мне казалось, делало мою шею немного изящнее. На щеках моих поблескивал румянец, то ли как проявление здорового организма, то ли по причине моей взволнованности. Я волновалась. Я пережила множество подобных вечеров, наблюдая за тем, как опускался взгляд мужчины, когда он поднимался, чтобы приветствовать меня, а я возвышалась над ним.

И на сей раз я репетировала лишь сцену очередного провала.

Когда я спустилась в гостиную, возбужденная от волнений, гость отца уже прибыл. Они беседовали о чем-то в тишине. Я услышала громкий смех отца, а затем голос гостя, низкий, но звучный, голос человека, уверенного в себе. Я попыталась успокоиться и прошла в кабинет отца.

Когда я вошла, Малькольм Нил Фоксворт встал, и сердце мое учащенно забилось. Рост его был по меньшей мере шесть футов два дюйма, и он был самым симпатичным молодым человеком из тех, кто посещал наш дом.

— Малькольм, — сказал отец, — я счастлив, что могу представить Вам мою очаровательную дочь. Он взял мою руку и сказал:

— Я очарован, мисс Уинфильд. Я взглянула в его небесно-голубые глаза. А он также пристально посмотрел в мои глаза. Я никогда не придавала значения шальным романтическим представлениям о любви с первого взгляда, но вдруг я почувствовала, что его взгляд прошел через мое сердце и застрял где-то внизу живота.