Сад теней

Я видела, что Малькольм внимательно следят за ее выздоровлением. Хотя они обменивались лишь самыми необходимыми замечаниями, я была поражена необычайной учтивостью в ее обращении к нему. Разумеется, во всем случившемся она обвиняла его, а может быть, даже презирала его? Как она могла смотреть и разговаривать с ним? Неужели в ней не было ни гнева, ни ненависти? Неужели она была столь чиста и невинна, что в сердце ее не могла поселиться месть? Ее терпимость, мягкость, счастливая улыбка бесили меня. Я надеялась, что она будет строить козни против Малькольма; возможно, посвятит меня в какой-нибудь план, чтобы присудить ей побольше денег, поскольку единственное, что могло больно уязвить Малькольма — это покушение на его долю имущества по договору. Она же была на удивление доверчива. Неужели она не понимала, как опасно было оказывать внимание такому человеку, как Малькольм? Когда я не в силах была больше выдерживать это, я откровенно поговорила с ней обо всем и была поражена ее невозмутимостью.

— Малькольм, должно быть, тоже страдает, — ответила она. — Ведь это случилось с его отцом. Он вынужден нести свой крест по жизни.

— Посмотри, как хорошо он с этим справляется. Неужели это хотя бы немного изменило его? Он также увлечен бизнесом, как и прежде. Он даже стал счастливее, потому что рядом нет Гарланда, и никто не расспрашивает его о делах!

— Возможно, это лишь игра.

— Игра! Да разве тебе не известно, что он не хотел затрачивать и половины тех средств, которые пошли на похороны Гарланда? Ты ведь знаешь, что он до сих пор сожалеет об этом?

Она улыбнулась, словно инокиня, которая отказывается признать насилие и жестокость в мире, который создал Господь. Все имело свою причину и цель, и может быть объяснено позднее. Она не могла и не хотела признать наличие зла в сердцах мужчин.

— Я понимаю его мотивы: Он не хотел пышных похорон, потому что ему самому было бы легче перенести скромные похороны.

— Ты глупа. Его волновали лишь расходы, а не пышность. Почему ты не потребуешь от него своей доли наследства? Кто знает, как ему удастся обмануть тебя?

— Я даже не знаю с чего начать, Оливия. Я никогда не разбиралась в бизнесе. Я надеюсь, он выполнит волю покойного Гарланда.

— Ты хочешь прозябать здесь в вечном ожидании? Ты молода и красива. Ты хочешь иной жизни для себя?

— Я не знаю, — ответила она, оглядываясь по сторонам. — Я не могу представить себе, что покину. Фоксворт Холл именно сейчас. Дух Гарланда по-прежнему в этом доме. Разве его сын не должен расти здесь?

Я откинулась на спинку кресла, пораженная ее простотой, невинностью и такой откровенной доверчивостью.

— А ты не думаешь о новом замужестве? Если бы ты захотела выйти замуж, а он решил бы поселиться здесь с тобой? Ты считаешь, что Малькольм допустит это?

— О, я пока не хочу думать о новом муже. Она улыбнулась, словно сама мысль показалась ей неуместной.

— Ты совершаешь ошибку. Лучше заранее спланировать свое будущее и будущее твоего сына. Никто не сделает этого за тебя, и, особенно, Малькольм. Отбрось прошлое.

— Еще есть время. Я не считаю, что следует так торопиться.

— Я бы поторопилась.

— Нет, ты бы не стала.

— Уверяю тебя, — добавила я, краснея от гнева. — Я бы поторопилась. Придет день, и ты пожалеешь, что не прислушалась ко мне.

Этот день наступил гораздо раньше, чем я ожидала.

МАЛЬКОЛЬМ ДОБИВАЕТСЯ СВОЕГО

Алисия никогда не забывала о моем предупреждении, хотя она и делала вид, что не слышала его. Она двигалась по дому, словно повзрослевший ребенок, ее невинность и красота украшали темные и мрачные покои Фоксворт Холла. Когда бы Малькольм не обратился к ней, или она в силу необходимости вынуждена была беседовать с ним, она была похожа на маленькую девочку, которая набралась храбрости и пришла на прием к зубному врачу. Она прислушивалась ко всему, что должна была услышать; произносила то, что от нее ждали, а затем удалялась. Улыбка и бодрый голос вернулись к ней, как к человеку, который пережил самое страшное и готов идти дальше.

По вечерам все было иначе. После того, как они (c) Кристофером ужинали, и она укладывала трехлетнего сына спать в детской, она старалась избегать любых контактов с Малькольмом, а спустя некоторое время — и со мной. Если она по той или иной причине никуда не уходила из дома, она удалялась в лебединую комнату, чтобы там почитать и отдохнуть.

Часто, прислушиваясь к шорохам за стеной моей комнаты, я различала ее рыдания и тихую речь, словно Гарланд находился рядом с ней в кровати. Я уже почти поверила в то, что такая страстная любовь, которая существовала между ними, позволит им вскоре преодолеть преграды между смертью и жизнью и обняться, пусть на краткий, но бесценный миг каждой ночи.

— О, Гарланд, Гарланд, как мне тебя не хватает, — стонала она. — Как тяжело здесь без тебя, и как не хватает твоего общения маленькому Кристоферу. Гарланд, любовь моя.