Сад теней

— Как мой Кристофер? — тотчас спросила она, выйдя из машины.

— Кристофер теперь находится под моей ответственностью, — коротко ответила я. —Он уже в своей постели. — Я взяла ее под руку и проводила к парадной лестнице. — Направляйся сразу в северное крыло, — приказала я ей, — и двигайся как можно тише. Нельзя будить мальчиков.

Она не ответила. Она шла медленно, как приговоренный к казни преступник, останавливаясь лишь ненадолго рядом с Малькольмом, который должен был нести ее саквояж и большой чемодан. Осторожно ступая, мы словно привидения прошли по безмолвному, тускло освещенному фойе. Громче всего звучал шелест платья Алисии, когда мы, миновав холл, направились в северное крыло, минуя коридоры и мрачные, пустые комнаты Фоксворт Холла. Она остановилась перед дверью комнаты в конце коридора. Я нетерпеливо окликнула ее. Неужели она считает, что ей одной тяжело и грустно?

— Если ты не войдешь немедленно, — сказала я, — то потом это будет сделать еще труднее.

Она впервые с ненавистью посмотрела на меня. Разумеется, не в последний раз.

— Я размышляла об этом по пути на станцию, в поезде и на обратном пути, — сказала она. — Я полагаю, что ты упиваешься всем этим.

Ее глаза сузились.

— Я наслаждаюсь? — отступив вправо, я словно окутала ее своей тенью.

Она отпрянула назад, словно мой вес придавил ее.

— Наслаждаюсь тем, что пытаюсь изобразить, будто твой ребенок — это мой ребенок? Наслаждаюсь сознанием того, что мой муж изменял мне, и не один раз?

Наслаждаюсь тем, что увольняю самую послушную и преданную мне прислугу, на подготовку которой я потратила столько лет? Наслаждаюсь тем, что лгу моим детям и твоему сыну, наблюдая за тем, как он глотает слезы и сильно мучается до тех пор, пока силы его не иссякают, а затем его насильно приходится укладывать в постель?

Мой голос сорвался и перешел на крик.

Ее глаза расширились, лицо сморщилось, губы задрожали.

— Прости меня, Оливия. Я просто хотела…

— Мы не можем бесконечно стоять и беседовать здесь, пока я буду держать в руках этот саквояж, — ответила я. — Вот и Малькольм идет с чемоданом.

— Да, да, извини, — повторила она, открывая дверь.

Я оставила зажженной лампу на столе между двумя кроватями. Она отбрасывала слабый желтоватый отблеск на громоздкую темную мебель. Моим единственным пожертвованием был красный восточный ковер с золотой отделкой. Он в какой-то мере скрашивал уныние и тоску этой комнаты, которая была довольно большой, но тесной вследствие огромного количества мебели. На чердаке я нашла две картины, подходящие по случаю, и повесила их на стенах, которые были оклеены обоями кремового цвета с оттенками белого. Одно полотно изображало демонов, изгоняющих голых людей из подземных пещер, на другом неземные чудовища пожирали грешные души в аду. Оба полотна были ярко красного цвета.

Она сразу направилась к кровати направо и стала раздеваться. Мы обе вздрогнули и оглянулись, когда Малькольм уронил чемодан справа от входа. Я словно поторапливала его своим взглядом.

— Я принесу другой чемодан, — сказал он, и в голосе его сквозило возмущение от того, что ему приходится таскать багаж.

Он тяжело дышал, на лбу выступил пот.

— Побыстрее, — попросила я, еще более усиливая его возмущение.

Он вспыхнул и ушел.

— Как я буду здесь питаться? — спросила Алисия.

— Я буду приносить тебе еду, после того как мы поедим. Так слуги ничего не смогут заподозрить.

— Но повар…

— У нас не будет повара, пока ты не уедешь. Я буду поваром.

Она наклонила голову и широко раскрытыми от удивления глазами посмотрела на меня.

— Не смотри на меня так. Я привыкла готовить в доме моего отца.

— Я вовсе не хотела сказать, что ты не умеешь готовить; я лишь удивилась, что ты согласилась на это.

И тут я вдруг вспомнила, что ни разу за все время нашей совместной жизни в Фоксворт Холле она не говорила о том, что умеет готовить. Мать испортила ее, никогда не давая ей возможности поработать на кухне и чему-нибудь научиться. А затем появился Гарланд, который лишь подлил масла в огонь. Она ни разу не пошевельнула и пальцем в доме.

— Теперь ведь выбор не богат, разве не так? — Она отвернулась. — Разве не так? — повторила я.

— Нет, вероятно.

— Конечно, я не буду готовить деликатесы, как в тех изысканных ресторанах, где вы всегда обедали с Гар-ландом, — отрезала я.

Я подошла к двум окнам и плотно закрыла шторы.

— Я ничего особенного и не требовала, — ответила она.

Итак, она уже начала терять свою мягкость, тактичность, оболочку невинности.

— Еда будет питательной, учитывая твое нынешнее состояние. Это ведь самое важное, не так ли? Она быстро кивнула.

— О, Оливия, чем я буду здесь заниматься? — спросила она, оглядываясь по сторонам. — Я ведь умру со скуки.

— Я буду приносить тебе журналы. Прислуге, впрочем, будет все равно, кому они предназначены, а я постараюсь навещать тебя при первом удобном случае.

Она была мне признательна за это.

— Я хотела бы иметь радиолу или приемник.

— Исключено. Такой шум многие смогут услышать. — Я посмотрела на нее широко раскрытыми глазами, как на маленького ребенка.