Садок для рептилий Часть II

Никто не дерзнул. Очертили круг, разложили в подобающем порядке десять орехов. Я насилу уломал хозяина начинать первым. Все тихо ахнули, когда он, опустившись на колени, опустошил круг двумя безупречными ударами, — ахнули и захлопали в ладоши.

Затем я огладил свой орех и попросил его об одном-единственном ударе. Полетел он, завертелся маленьким вихрем и осуществил этот удар.

По правилам игры в тикток выигравший подбирает с земли сражавшиеся орехи-биты и приносит их к исходной позиции. Первым бьет проигравший. На сей раз вождю пришлось метать биту трижды. Я ощутил прилив великодушия. Да и кто бы не ощутил на пороге выигрыша, в предвкушении алмаза, по сравнению с которым прославленные бриллианты «Кох-и-нор» и «Куллинан» выглядят стразами на дешевеньком кольце? Словом, я внушил ореху: «На сей раз, для обострения игры, выдай пять ударов. Зато в последней партии сделай один, и пусть он будет лучшим в твоей жизни».

Орех выполнил мое требование, и я проиграл. Воспрянув духом, вождь подобрал биты и с величайшей учтивостью подал мне мою. Я метал со всей мыслимой самоуверенностью. Вообразите же мой ужас, когда вместо того, чтобы грациозно и целенаправленно устремиться вперед, мой орех пополз, как пьяный, и еле-еле добрался до середины круга! Неужто бурда, смахивающая на мескаль, ударила в голову не только мне, но и тиктоку? Я принялся сосредоточенно внушать свое, метнул биту снова… и выбил за пределы круга один-единственный орех. Метнул третий раз… а всего этих разов потребовалось восемь.

Подбирать орехи пошел мой удачливый противник. Я оцепенел от досады. Вождь подал мне биту, которой я пользовался в последней партии. Гляжу — орех-то чужой!

Тут меня озарило. После второй партии старый мошенник подменил орехи! Просто как дважды два. Но я сдержался, не вышел из себя, ибо за какую-то долю мгновения все разом перестали смеяться, каждый схватился кто за мачете, кто за топор, кто за лук, кто за копье. Я сказал:

— Произошла ошибка, почтеннейший. Это чужой тикток.

— Чей же он?

— Твой. Ты, без сомнения неумышленно, взял себе мой, и он у тебя в руке. Отдай, пожалуйста.

И, забыв о благоразумии, я потянулся за своим орехом. Реакция у меня быстрая, но у вождя еще быстрее, да и силен он был на диво. У меня тоже силы в пальцах хоть отбавляй. Вот мы и простояли, сцепившись руками, секунд двадцать. Потом я услышал и почувствовал слабый хруст. Надо полагать, вождь тоже услышал: он знаком приказал соплеменникам, которые уже смыкались вокруг нас кольцом, отойти подальше.

Вождь с достоинством протянул мне раскрытую ладонь: там лежал простой орех, который он несколько ранее мне подсунул. У меня же на ладони лежал мой, подлинный орех, но только треснувший по шву, с обнажившимся ядром.

Зачарованный, я не мог оторвать от него глаз. Знаете, ведь когда-то я изучал медицину; принимать бы мне сейчас пациентов на фешенебельной Гарлей-стрит, кабы не бюрократическое недоразумение с четырьмя микроскопами, которые я позаимствовал на кафедре. Старые ослы! Выкупил бы я их микроскопы из заклада и вернул на место, как только дождался бы очередного денежного перевода. Но нет же, исключили.

Так или иначе, анатомию я проходил и могу торжественно поклясться, что ядро моего злосчастного тиктока во всех деталях соответствовало человеческому мозгу: извилины, лобные доли, мозжечок, продолговатый мозг — все честь честью.

Поразительнее всего другое: когда я любовно коснулся ядра кончиком пальца, оно слабо запульсировало, а потом замерло. Тут уж меня покинуло мужество, и я разрыдался как дитя. Однако сразу овладел собой и заявил:

— Ну что же, пари отменяется. Игра недействительна. Разреши созвать гребцов — я отправляюсь.

Но при свете факелов я различил на берегу знакомые тюки.

— Дабы избавить гребцов от лишних усилий, — сказал вождь, — я повелел разгрузить твои каноэ. Зла я тебе не желаю, но ступай-ка подобру-поздорову туда, откуда явился. Полно, ты ведь уедешь не с пустыми руками. Возьми столько самородков, сколько захватишь в две горсти, и иди с миром. Ты перехитрил сам себя. За мыслящий орех я бы отдал тебе алмаз и сделал бы это с радостью, ибо одно другого стоит. Но нет, ты решил сжульничать, ничего не дать взамен, сыграть наверняка. В нашем мире ни на что нельзя рассчитывать наверняка.

Я протянул вождю револьвер:

— А за него что дашь?

— Пожалуй, две двойные пригоршни золота.

— Может быть, три?

— Если сперва позволишь мне выстрелить.

Я позволил. Вождь пальнул куда-то во тьму. Я отнял у него револьвер и сказал:

— Золото вперед.

Подойдя к реке, я взял на себя труд заполнить ствол оружия пригоршней глины. Она ведь, засохнув, становится твердой, как кирпич. Старому плуту не долго останется играть в тикток.

Предавая земле прах мыслящего ореха, я испытывал жутковатое чувство, будто хороню самого себя. Да, золото и драгоценные камни — дело наживное, а вот такого ореха у меня уж не будет никогда.