Садовник (сборник)

В машинах мужчины и женщины, считающие себя хозяевами жизни, которым внезапно напомнили, что это не совсем так. Подлинный хозяин жизни должен проехать где-то впереди, и сейчас все невольно уступают ему дорогу. В машинах – кондиционеры, окна лимузинов закрыты, мы ничего не слышим, но видим, как эмоционально там реагируют на происходящее, и можем только догадываться, какие слова произносятся в адрес того, кто напомнил им об их ничтожности… Впрочем, это только мужчины. Женщины ведут себя спокойней. Они выстрадали свое счастье и берегут нервы для долгой счастливой жизни, вполуха слушая своих возмущенных мужей и покровителей, рассеянно и загадочно улыбаясь. Рядом с огромным билбордом, на котором написано «Большие Сосны – большие люди», тесно скучились шестисотые «мерины» и семьсот сорок шестые «бумеры», «порше», «бентли», а чуть в отдалении стоит неожиданная здесь старомодная, но красивая розовая «чайка».

3. Салон «чайки». Тогда же

В «чайке» – водитель, еще двое мужчин и женщина. Она сидит в левом углу на заднем сиденье, запрокинув голову и закрыв глаза, видимо пытаясь уснуть. Выглядит экзотически – в длинном шелковом платье, в широкополой шляпе, из-под которой выбиваются пышные оранжевые кудри, в руке веер. Уже с первого взгляда на нее начинает казаться, что это Анна Сапфирова, звезда сцены и экрана, но, пока она не открыла глаза и не заговорила, в это до конца не верится.

Мужчины ведут себя так, как если бы женщина спала, – они не решаются потревожить ее сон.

О мужчинах: водитель – кучерявый толстяк, увлеченно читает книжку, переворачивая страницы предельно осторожно, косясь при этом в зеркало заднего вида на спящую; рядом с ним сидит бритоголовый крепыш лет шестидесяти, который то и дело вытирает платком пунцовую налитую шею, – кем он только в жизни не был, а теперь – продюсер, фамилия его Сурепкин; на заднем сиденье томится одетый в белый костюм голубоглазый блондин с широченными плечами, он юн и чудо как хорош, зовут его Илья, фамилия Муромский, и это не псевдоним, но есть еще и прозвище Русский мускул, которое юноша получил на чемпионате Вселенной по бодибилдингу в городе Кимры.

Когда начинает казаться, что женщина крепко спит, она вдруг резко и широко открывает глаза. Нет никаких сомнений в том, что она не спала, как нет теперь сомнений в том, что это и есть Анна Сапфирова. Об этом говорят ее большие красивые глаза и низковатый голос.

– Почему стоим? – спрашивает она удивленно.

– Пробка, – отвечает водитель, держа на коленях открытую книгу.

– Пробка, – повторяет звезда, и в ее устах это глупое слово звучит таинственно и торжественно.

Сурепкин вытирает платком шею и возмущенно хрипит:

– Нет, в этой стране ничего не меняется! Была Российская империя, потом Советский Союз, теперь Российская Федерация, а все одно и тоже… Царь, генсек, президент… Когда он едет, все стоят!

– А я слышал, что при коммунистах было лучше, – осторожно высказывается Илья.

– Чем?! – резко поворачивается к нему Сурепкин. – Чем лучше?

Илья неуверенно пожимает плачами.

– Порядка было больше.

Сурепкин смеется и разводит руками.

– «Порядка было больше»… Какого порядка?! Меня упекли за решетку за то, что я рубли на доллары поменял. Джинсы хотел купить – девушке понравиться. А в результате – пять лет. Ты можешь это представить?

– Не-ет, – еще более неуверенно говорит Илья.

– Не-ет, – сердито передразнивает его Сурепкин.

Любопытно, что эту нервную беседу совершенно не слышит водитель – настолько он увлечен книгой.

– А что это вы все читаете? – спрашивает Анна и дотрагивается веером до плеча водителя. Тот вздрагивает, смущенно улыбается и показывает обложку.

Анне не прочесть без очков, но вида она не подает, Илья же с трудом складывает буквы в слова:

– «Тай-на-я жи-знь…»

– «Тайная жизнь Александра Первого (Легенда о Федоре Кузьмиче)», – приходит на помощь водитель.

– Это какой Александр Первый? – живо интересуется Анна.

– Русский царь. Конец восемнадцатого – начало девятнадцатого века.

– А при чем тут Федор Кузьмич?

– Существует легенда, что в расцвете сил Александр тайно оставил царский трон и остаток жизни прожил в Таганроге как простой человек под именем Федор Кузьмич.

– Мама, это правда было? – удивленно спрашивает Анну Илья.

– Сынок, я смутно помню то время, – с иронией в голосе отвечает Анна, на что Сурепкин удовлетворенно хмыкает.

Илья краснеет.

– Это правда было? – спрашивает Анна водителя.

Тот чешет лысеющую макушку и очень искренне отвечает:

– Слишком красиво, чтобы быть правдой, но, может быть, поэтому в это веришь больше, чем в правду.

Анна смотрит на водителя с интересом.

– Да вы философ, – говорит она, чуть улыбаясь.

– Учился на философском, – кивает водитель. – А теперь вот, – опускает руку на баранку, – семью надо кормить.

– Большая семья?

– Да нет… Дочка, жена, теща, собака.

– Теща-собака? – шутит Сурепкин.

Илья смеется.

– Зачем вы так? – обиженно хмурится водитель. – Теща – это теща, а собака – собака… Фоксик у меня, Луша…

Анне вдруг наскучивает этот разговор, и она обращается к Сурепкину:

– А где Толстой?