Сафари

— Я обязательно напишу о Килве. Но почему местные власти сами не рекламируют достопримечательностей Килвы и Сонга-Манара, не заманивают туристов? Ведь туризм дает хороший доход стране.

— В Дар-эс-Саламе мы много раз говорили об этом. Там нам обещали в ближайшее время подключить Килву к туристским маршрутам, улучшить дороги через болота, построить отель. Ведь туристы не будут, как вы, спать на диване в моем кабинете.

Уже не первый звон склянок напомнил, что мне пора покидать берег. Я от души поблагодарил бвану Чунгуфу. Он не только предоставил мне на ночь свой диван, помог транспортом, но и был моим гидом. Почувствовав мой искренний интерес к африканской старине, он без просьб решил «подбавить колориту» к впечатлениям от Килвы: организовал мой отъезд не на прозаичном шестиместном самолетике, а на огромной доу, выглядевшей вполне старой и романтичной.

— Джамбо[16],— приветствовал я капитана, когда матросы втащили меня на палубу.

— Саламу[17], саламу, — ответил капитан, поднимая на веревке на борт корзину, в которую Чунгуфу уложил все мои фото- и кинопринадлежности. — Чай готов, Гамаль сейчас принесет вам его.

Еще накануне, когда я с бваной Чунгуфу побывал на доу, где он договаривался об условиях моего плавания до Занзибара, мне показалось, что команда только и делает, что пьет чай. Это первое впечатление не прошло у меня и за все время плавания. Ветер надувал паруса, доу медленно, но верно, двигалась на север, то приближаясь к заросшему пальмами ослепительно желтому берегу, то теряя его за бирюзовой полосой спокойной теплой воды. Все сидели и целыми днями пили чай. Лишь изредка стоявший на корме с чашкой в руках матрос в чалме и фиолетовой юбке кричал что-то остальным. Чаепитие прекращалось, команда поднимала или опускала паруса и вновь бралась за чашки. В душном пекле, окружавшем нас, это был, наверное, испытанный веками, единственный способ не потерять всю содержащуюся в организме влагу и не получить солнечный удар во время плавания по тропическим морям на судне, где не знают кают и где вся жизнь проходит на палубе.

_{Ветер надувал паруса, и доу медленно, но верно двигалась на север, к Занзибару}

Самым тяжелым временем был полдень, когда тень совсем исчезала. Остальные часы я передвигался вокруг паруса, который в зависимости от положения солнца давал тень то в одну, то в другую сторону. Парус громко хлопал на ветру, но зато под ним было прохладно.

Косые паруса, под которыми ходят доу, в свое время были настоящей революцией в мореплавании. Именно они дали возможность средневековым мореходам плавать галсами, под острым углом к ветру. Такой парус совершенно несправедливо называют латинским, хотя изобрели его арабы и назвали «мизань». Европейцы на своих кораблях с прямыми парусами даже не помышляли плавать против ветра и были поэтому пленниками прибрежных вод. Не появись в Средиземном море арабские суда под мизанью, не было бы в XV веке ни плавания Колумба и открытия Америки, ни кораблей Васко да Гамы на рейде Килвы и крушения суахилийских городов. Арабская мизань, перекрещенная европейцами в бизань, открыла им путь на Восток.

Иногда ко мне подходил потолковать капитан с собственным медным чайником. Когда бвана Чунгуфу знакомил нас, он назвал свое имя, но оно было таким длинным, что я сразу же забыл его. Все называли его просто «накхада» (капитан). И я последовал их примеру.

Вид у накхады был, как и у всей команды, весьма живописный: огненно-красный тюрбан, черная кудрявая борода, татуированная грудь и широченные шаровары, на поясе которых болтался кинжал (симе). Глядя на него, мне иногда становилось страшно.

Накхада рассказал, что его стодвадцатитонная доу принадлежит не ему. Оказывается, на Бахрейне, в Басре, Эль-Кувейте, Дибайи, Рас-эль-Хаиме и других средне-и южноаравийских городах еще существуют синдикаты доувладельцев — кисметы. С началом муссонов пятьдесят — шестьдесят доу ежегодно покидают эти порты и плывут к восточноафриканскому побережью за мангровой жердью, используемой как строительный материал и для получения дубильного экстракта. В безлесной Аравии она пользуется таким спросом, что, даже приплыв в Африку без груза, но набив там полные трюмы древесиной, ни капитан, ни кисмет не останутся в накладе. Выручку они делят пополам. Из своей доли капитан платит «бакшиш» команде.

— Промысел жерди существует уже столетия, и мангровые леса исчезают, — жалуется капитан. На Занзибаре и Пембе лучшие заросли из ризофоры и бругиеры объявлены заповедными, на Мафии остались лишь кустарниковые мангры. Поэтому приходится заходить все дальше и дальше на юг, за Килву. Там тысячи прибрежных жителей заняты заготовкой жердей. Дождавшись отлива, они на долбленых челноках проникают в мангровые болота и рубят деревья. Сейчас накхаде удалось купить шесть тысяч жердей, которые он везет в аравийский порт Дибай.

Остров Мафия