Сага о диком норде

— Не знаю. Эгиль встал.

Я оглянулся на Сварта. Тот пожал плечами.

— Эгиль, что там?

— Я не…

И вдруг сквозь пелену прорвался резкий и яркий звук: звон железа. Я выхватил топор и огляделся. Троллев туман заволакивал всё. Если на нас кто-то нападет, то мы поймем это, лишь отхватив первый удар.

— Драугр… — долетел чей-то голос.

Я немного потоптался на месте, но не выдержал и рванул вперед, бросив Аднтрудюру:

— Стой здесь.

Впереди шли бритты с рунами повыше моих, и я не сомневался, что они нарубят драугра на кусочки, просто хотел посмотреть, похож ли этот мертвяк на нашего из болота.

Дважды едва не врезался в деревья, обогнул Леофсуна и остановился.

В туманных лоскутах мелькали темные пятна. Иногда кто-то замедлялся, и можно было угадать очертания руки или топора.

Бритты рубились молча, драугр тоже не подавал голоса. Еще несколько ударов, и воины отступили, только один, с секирой, размахнулся и ударил по лежащему телу. Я подошел ближе. Драугр выглядел мертвым, в смысле, давно уже мертвым: бурая закаменевшая кожа, впалые щеки под свалявшейся бородой, скрюченные пальцы с длинными ногтями. Голова в расползающейся кожаной шапке лежала отдельно. Ее отрубили, чтобы драугр не встал снова. Но запах у него был не мертвяцкий, тухлятиной не воняло, зато пахло болотом. Я сразу вспомнил смрад трясины, ила, гниющей травы и твариной крови.

К нам подошли все ульверы, в том числе и Альрик. Он наклонился, понюхал, дотронулся до странного вида куртки, как будто состоящей из глины и засохшего иля. Потрогал, затем схватил и потряс. Оттуда посыпалась земля, и показалось несколько ржавых колечек — это была кольчуга. Настоящая кольчуга! Видать, при жизни этот мертвяк был богатым.

— Твои люди будут брать трофеи? — спросил хёвдинг у Полузубого.

Тот кратко переговорил с бриттами и покачал головой:

— С драугра что-то снимать нехорошо, иначе придут другие мертвецы.

— Я хочу забрать кольчугу на время, пока не получу сердце.

— Дело твое, но я бы не советовал.

Альрик ногами отбил кольчугу прямо на трупе, чтобы немного вытрясти забившийся грунт, затем стащил с тела и принялся выстукивать ее об дерево. А бритты споро вырыли яму, уложили туда драугра, причем голову положили на ступни. Надо бы еще камнем с рунами сверху придавить, но в лесу с камнями было не очень. Бритты спутали ноги трупа веревкой и положили к нему несколько веток дуба, так как дуб считался чистым деревом, не терпящим зла.

По виду драугра было непонятно, кем он был при жизни: бриттом или нордом.

— Из болота пришел, — сказал я просто, чтобы прервать молчание.

— Да, — кивнул Полузубый.

— Это он на тварей ходил охотиться? Не справился и помер?

— Нет, его проткнули мечом, — сказал Альрик и показал кольчугу. Она выглядела ужасно даже без грязи, ржавчины наросло столько, что, казалось, почисти ее, и колечки будут не толще комариного носа, но даже так на груди была видна узкая недлинная прореха.

Вепрь протянул руку.

— Давай я ее вычищу. Надо только найти ручеек с песочком, и к утру она заблестит.

Альрик еще раз встряхнул кольчугу, посмотрел на нее и отказался.

— Сойдет. Я ее поверх натяну, вот и броня. Можно теперь не торопиться с поиском твари.

И мы пошли дальше, но теперь уже не в тишине, как прежде. Все вспоминали истории и песни про драугров, рассказы родственников и знакомых. Удивительно, что почти у каждого отыскался знакомый, который, может, и не сам видел драугра, зато знает человека, который точно видел. Я же, вот как назло, ничего такого припомнить не мог. Хотя сторбашевский жрец Эмануэль рассказывал что-то о мертвяках. Как же там было?

«Каждое действие в этом мире имеет причину или смысл. Причина — это движение от чего-то, а смысл — движение к чему-то. Например, ты увидел, как заяц бежит от волка. Заяц бежит от волка, волк — причина его бега. А волк бежит за зайцем, заяц — смысл его бега.»

Жрец тогда пришел в наш дом и долго говорил с отцом. Отец не хотел отдавать землю под могилы, предлагал всех мертвецов сжигать, причем не отдавать мертвым хорошие вещи и оружие, мол, оно им не понадобится. А Эмануэль не соглашался с ним.