Сага смерти. Мгла

Выйдя наружу, мы переглянулись. Никита вновь осмотрел периметр крыши, я же влез на будку, встал во весь рост, широко расставив ноги – ветер усилился, – и медленно повернулся кругом. Тишина, ночь, мерцают блеклые огни, светит прожектор на другом конце городка. Зона раскинулась вокруг чернильным озером, огромным и опасным.

Когда Никита вернулся, я спрыгнул и опять залез в будку.

– Химик! – позвал он, но я не ответил. Собрал часть тряпья, сделал лежанку, улегся и закрыл глаза.

– Андрюха! – Он сунулся внутрь.

– Ну?

– Пути вниз нет!

– Да ты что? То-то я гляжу: пути-то вниз нет…

– Смеешься?! – окрысился он. – Тебе все издеваться! Мы спуститься не можем, понимаешь?! Застряли! Вообще никак – нигде ни лестницы, ни черта!

– Да понял я, понял, – сказал я. – Плакали наши задницы.

– Не, ну не помирать же тут с голоду! – Он полез внутрь, зацепился курткой за ржавую петлю, выругался сквозь зубы.

– Спать надо, – сказал я. – Утро вечера, может, не мудренее, но хотя бы светлее.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ

1

Меня разбудил голос напарника.

– Химик, подъем, быстро! Посмотри, что там.

– Что-то опасное?

– Да, да, очень!

– Круто.

Я перевернулся на другой бок, зевнул и закрыл глаза. Никита всегда был ранней пташкой, а я люблю поспать, хотя в Зоне обычно не очень-то разоспишься. А он как бы ревновал к этой моей способности сладко дрыхнуть по утрам и из вредности разными способами пытался разбудить.

– Нет, ну ты погляди!

Раздались быстрые шаги – он пошел прочь от будки.

– Химик! – донеслось вскоре. – Сюда, говорю, иди! Морщась, я сел, протер глаза. Утренний свет лился в проем, из дыры на месте лестницы шел сквозняк. Я достал сухарь, съел и запил водой из фляги. Встал, помахал руками, несколько раз присел, разминаясь, глянул на часы: половина восьмого. Ночью я снял кобуру с «файв-севеном», она мешала спать, теперь нацепил ее опять и выглянул, щурясь. Напарник лежал у парапета, свесив голову, смотрел вниз. Автомат рядом, чтобы можно было быстро схватить и открыть огонь. Солнце только встало, небо чистое, серо-голубое, ветерок прохладный дует… хорошее утро, безмятежное, ясное.

Вот только спина у Пригоршни очень уж напряженная. Хотя прямой опасности для нас нет, иначе у него голос был бы другим, да и вообще – он бы меня за шиворот наружу выволок. Оглядевшись, я перебежал от будки к нему, лег рядом и выглянул из-за парапета.

– Что там… Ох ты ж! Мы что, спали возле гнезда шатунов? Так и есть, хотя правильнее было бы сказать не «возле гнезда», а «над гнездом». Я присмотрелся к фигурам, которые медленно ходили между заводскими корпусами, и спросил:

– Ну и чем они заняты?

Вместо ответа Пригоршня положил на парапет бинокль, отполз от края и сел на корточки.

– Рука затекла, – пожаловался он. Порыв ветра заставил напарника упереться ладонью в бетон. – Чем заняты? Да тем же, чем и обычные люди. Спят, едят, овощи выращивают, трахаются…

– Что, и последнее тоже? Он ухмыльнулся.

– Нет, это я так, к слову пришлось. Никогда не видел, чтобы шатуны чем-то таким занимались.

Ну, женщина-двойник может рожать, – сказал я. – Физиология-то у них прежняя, только с мозгами что-то не то.

– Наверное. Да только я ни одной беременной среди них не видел.

– Так ты вблизи их и не рассматривал.

Почему это? А в подземелье том, где мы с Болотником…

– Это когда было? Тогда вы встретили первые образцы, недоделанные. Эти, – я ткнул пальцем вниз, – совсем другие. Апгрейд, про-версия, можно сказать…

– Какая версия?

– Усовершенствованная. Ладно, не важно. Так, говоришь, овощи выращивают?

– Ага, смотри. – Он опять подполз к краю и показал вправо. – Видишь, огородец там у них? И где-то еще наверняка есть.

На стене склада висела облупившаяся табличка с надписью крупными буквами: ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ, неподалеку стояли поддоны с кирпичами. Асфальт рядом взломан, видна земляная проплешина, расчерченная ровными (мне показалось – идеально, неестественно ровными) грядками. Над ними склонились две фигуры.

– А вон артефактов несколько, – как бы невзначай добавил напарник, показывая вперед.

Я оглядел крыши.

– Где?

– Да вон, на бункеровочной, где ночью светилось, помнишь? Это они и светились. Возле конвейера, заметил его?

Еще бы мне было его не заметить. Квадратная дощатая труба с запыленными окошками, за которыми едва виднелась резиновая лента на валиках, шла вверх от крыши соседнего цеха – наискось, под углом градусов сорок пять к земле. Заканчивалась она метрах в двадцати над бункеровочной, верхушку с бетонной крышей соединяла вторая труба, вертикальная.

Отодвинувшись от края, я выпрямился во весь рост. Вгляделся, ладонью прикрыв глаза от ветра. Вокруг распростерся мир крыш – серые бетонные поля, пустынные и молчаливые. Суховей нес по ним песок, смешанный с цементной пылью.

– Ну и где они? – спросил я. – Где твои артефакты?

– Тебе очки надо. Слышал про них? Хорошо помогают, особенно если надеть.

– Остряк, остряк, – похвалил я. – Молодец, сумел пошутить. Натужно немного, но ничего, терпимо. Так где они, не вижу… А!