Сага вереска

Драккары медленно подплывали к самому узкому месту – лебединому клюву, здесь фьорд заканчивался и начинался подъем к поселению. На носу корабля, идущего впереди, стоял мужчина с длинными, заплетенными в косы рыжими волосами, непослушными, жесткими и такой же рыжеватой бородой, с колючим и возможно излишне уверенным взглядом зеленовато-карих глаз. Все в нем выдавало предводителя: широкие плечи, сильные руки, каждый жест, каждый поворот головы, и даже легкая полуулыбка, с которой смотрел он на приближающийся родной берег. На вид ему было около тридцати. Но в отличие от брата, который казался еще почти мальчиком, этот был уже зрелым воином, много повидавшим и выигравшим немало сражений. Его ладони загрубели от меча и веревок, кожу обветрил холодный морской ветер, а лоб избороздили ранние морщины. В глазах же его застыли колючие льдинки, которые уже никогда не растают. Такие бывают у тех, кому довелось видеть много смертей: друзей и родных. И у тех, кто убивал сам. Кто видел огни пожарищ над селами и городами, что зажигала его не знающая милосердия рука. Он мог показаться суровым и даже безжалостным, но ведь таким и должен быть конунг.

Чуть позже, когда драккар ударился днищем в песок, спрыгнув на берег, конунг уже обнимал младшего брата, что вырос и возмужал, пока его не было, но все еще оставался ребенком – у мальчика не было ни щетины на лице, ни колючих льдинок в глазах. И лучше. Пусть их не будет как можно дольше!

– Рад видеть тебя брат, живым и невредимым! – Олаф крепко прижал конунга к себе.

– Будет, будет, раздавишь! – тот со смехом освободился. – Пойдем-ка, проводишь меня к дому. Соскучился по родному очагу. Мои люди пусть разгружают добычу.

Олаф радостно кивнул и, не в силах перестать обнимать брата за плечи, отправился за ним наверх, к лошадям. Вдвоем, опередив остальных, они в миг добрались до усадьбы, где уже ждала сыновей кюна Ингрид.

Мать чуть постарела, но все равно еще была хороша, особенно в этом новом цветном платье, специально надетом в честь их возвращения, с уложенными вокруг головы темными косами. Отец, конунг Освальд, такой же светловолосый и пригожий лицом, как Олаф, много лет назад захватил ее в плен на островах бриттов. Сначала она была простой юной рабыней, а после как-то незаметно превратилась в жену конунга и мать его сыновей.  Все звали ее Ингрид, но это было имя, данное здесь, как звали ее прежде, в родных краях, не знал никто.

Конунг Освальд пожелал назвать обоих сыновей именами, начинающимися с той же буквы, что и его собственное имя, а фамилий тогда не существовало. И их звали Онн и Олаф. Когда отец погиб в битве с германцами, Онн стал конунгом вместо него, к тому времени уже зарекомендовав себя отличным воином, не ведающим страха и не знающим поражений.

Тем временем, прибывшие викинги и челядь уже разгружали драккары, перетаскивали добычу во двор коннунгова дома, где потом она будет разделена между всеми участниками похода, а Олаф дивился богатству, какого никогда не видел прежде, прижимал ладони к лицу, цокал языком, не в силах сдержать восхищения, а потом снова крепко обнял старшего брата.

– Ты настоящий воитель!  – с восхищением воскликнул он. – Я всегда это знал, но ты доказал и тем, кто сомневался! Такой богатой добычи мы не видели еще никогда!

– Знаю, – усмехнулся Онн, и льдинки снова блеснули в его зеленых глазах. – Но не только добыча – и сражения были жаркими. Мы много чего перенесли. Однако не горюй. И на твою долю невзгод хватит!

С этими словами он ласково потрепал Олафа по щеке. Тот вспыхнул, смущенный, что брат так точно угадал его мысли и хотел спросить что-то еще, но Онн уже не смотрел на него. Конунг смотрел на девушку, служанку, что пересекала двор: стройная и очень юная, одетая в бледно-голубое длинное платье, которое удивительно шло к глазам, ее волосы были заплетены в толстую косу, что спускалась почти до колен, а цветом могла соперничать с серебристыми лучами луны. Что за удивительная красавица! Откуда она здесь?

Онн ловко схватил проходившую девушку за локоть, та, вся вспыхнув, вырвалась, опуская глаза, и шарахнулась прочь.

– Эй, погоди! – со смехом крикнул ей Онн, – Ты прекрасна как сама Фрейя! Постой! Неужели, у тебя не найдется и минутки для своего конунга, вернувшегося с победой?

Смущенная, та остановилась, испуганно хихикнула. Но продолжить они не успели, строгий окрик Ингрид прервал этот не успевший начаться разговор.

– Онн! – крикнула мать. – А ну, оставь девушку! И подойди ко мне! А ты, пошла отсюда!

Девушка, все еще хихикая, помчалась прочь, прижимая ладони к раскрасневшимся от волнения щекам, а Онн приблизился к матери и крепко обнял ее. Он тосковал по материнским объятиям и любил суровую Ингрид, как и она любила старшего сына, выросшего великим воином.

– Что случилось, матушка? – ласково спросил он, и даже льдинки в его глазах были теперь не так заметны.