сайгонский блюз

и ему не хватало сил для борьбы с судьбою,

и его глубинный смысл стал — суета,

а его любовь — лишь жалость к себе, не боле,

и затравленный Век спивался, мелко блудил,

и незваным гостем тоскливо бродил по свету,

и искал свой глубинный смысл, и не находил,

это было обманом,

но дело было не в этом,

потому что Век уже чувствовал свой закат,

так кирпич, положенный в стену, теряет приметы.

Огласят приговор — он такой же, как все века.

Это будет обманом,

но дело вовсе не в этом…

Яблочко

Ты по тарелочке катаешь яблочко

и замыкаешь круг наискосок,

а над ключицею — смешная ямочка

и счастье — здесь — от нас на волосок.

Трава-муравушка, простынки-скатерти,

и вдруг — пелёночки, морковный сок,

а счастье — вот сейчас — в ладони скатится,

но нет — опять от нас — на волосок.

Прижмись сильней ко мне, зверёныш ласковый,

рассыпав яблочки в речной песок,

ещё совсем чуть-чуть — и будем счастливы

с тобою — как всегда — на волосок.

* * *

Лежат вчерашние химеры

в песке забвенья золотом,

над ними пролито без меры

чернил, соплей и слёз — о том,

что тихий выдох все печали

легко развеет без следа,

лишь стоит повести плечами —

«Всё это, право, ерунда».

А наши скорбные заботы

никак рукой не развести,

но разве изменилось что-то?

кого-то удалось спасти?

Всё так же вздрагивает пламя

сквозь лёд и тьму,

сквозь лёд и тьму,

лишь стоит повести крылами —

летишь к нему,

летишь к нему.

* * *

Чей-то чуткий сон нарушив,

лёгкой тенью между строк,

я скользнул по вашим душам

словно летний ветерок,

не когтями, не клыками,

а ладонью — без следа,

и ушёл, как в воду камень —

словно не был никогда.

* * *

Свои замыслы трезвые

разрывая о тернии,

ты несёшься по лезвию

вся на грани истерики

в оркестровую яму

и не знаешь сама

то ли вырулишь — замуж,

то ли прямо — с ума.

* * *

Секунды, как деньги медные,

летят в турникеты времени,

за наши деянья мелкие

не ждём ни кары, ни премии,

не в силах весы базарные

качнуть невесомой горсткою —

зачем же грехи бездарные

порою такие горькие?

Достойны ли мы возмездия,

которое нам назначено?

«Божественная комедия»

сегодня ещё не начата,

и то, что казалось славою,

ещё обернётся мукою

в нелепых метаньях слалома

меж близостью и разлукою.

Вся жизнь — панихида с танцами,

глаз ворона в перьях кочета.

Какие слова останутся

когда кислород закончится?

Дано ли будет в конце пути,

в миг ужаса и отчаянья

увидеть цель и судьбу найти

в цепи нелепых случайностей?

Аннабель Ли

Мы жили у края студёных вод,

качающих край земли,

когда из времени выпал год

рядом с Аннабель Ли.

С ней рухнул мир — и восстал другим,

в нём было всё не таким,

и стали шаги — нежней, чем шаги,

рука — теплее руки,

и стало стекло — уже не стекло,

трава — совсем не трава,

и рвались связи вещей и слов,

и смысл теряли слова,

и я не знал, как назвать восход,

как выбрать правильный тон,

любое слово было лишь код,

чтоб им обозначить то,

как ты стояла в просвете дня!

как твой огонь сиял!

что ты значила для меня

в музыке бытия.

Но ветер с моря выл, словно пёс,

и бился о край земли,

он берег выстудил и унёс

за море Аннабель Ли,

и мира пёстрые кружева,

тускнея, падали в прах.

И возвращались к вещам слова,

но гасли краски в словах.

А сколько дождей с той поры стекло

по каменным берегам!

Я честно срывал шелуху со слов —

но где мои жемчуга?!

А сколько ушло воды и огня,

воздуха и земли…

Кто-то всегда есть в просвете дня —

нет лишь Аннабель Ли.

Тронулся лёд

Тронулся, тронулся, тронулся, тронулся лёд!

тронулся лёд над великой замёрзшей страной!

и журавлей уже поздно отстреливать влёт,

горло дерущих и бредящих поздней весной.

Тронулся, тронулся, тронулся чёрный январь —

сколько же можно терпеть этот май ледяной!

мы заблудились и спутали свой календарь,

шли бы по звёздам, но не было звёзд над страной.

Тронулось небо, пробитое всплеском стрижа,

тронулись тучи, свинцовая тронулась тьма,

слишком похожа заря на кровавый пожар,

и на пожарища наши похожи дома.

В рваных просветах багровое злато Тельца,

рог Козерога растаял, поход протрубя,

вздрогнешь внезапно под хищным прицелом Стрельца —

ты не ошибся, конечно, он целит в тебя.

Мало ли знала Россия суровых годин!

пепел холодный дождями косыми зальёт,

ты не один, не один, не один, не один,

тронулся, тронулся, тронулся, тронулся лёд!

Тронулся лёд, откололось от завтра — вчера,

ветер безумной трубою ревёт надо мной,

тронулся лёд — слава богу, настала пора!

Тронулся лёд над великой замёрзшей страной.

Трилистник

1. Меч

День уходит, и трубы трубят отбой,

но иная песнь встаёт из глубин бездонных.

Я — стальной клинок, выкованный судьбой,

на меня упала тень от её ладони.

Я вершу свой путь, и воля моя крепка,

разрезаю ветер, и песня моя легка мне,

я свободен пока

не ляжет её рука

на резной эфес, украшенный чёрным камнем.

Вспыхнет солнце и выбелит сталь клинка,

я несу в себе отраженья земли и моря,

моя жизнь — как лезвие, цель моя — рассекать,

и раскрывать, и выпускать радость и горе.

Ведь глагол — лишь слово, а меч — не меньше, чем меч,

отворяет меч, а глагол смиряет с потерей

той субстанции, что должна воспарять и течь

в небо из рассечённых вен и артерий.

Жизнь, как ветер, можно грудью встречать,

но безопасней за ней наблюдать из окон,