Саймон и программа Homo sapiens

Что ж, ты вдохновил меня, Блю. У меня у самого вчера был день каминг-аута. Но признался я не родителям, а одному из лучших друзей, хотя и не планировал. Было неловко, странно и по-настоящему здорово. В основном я чувствую облегчение и легкий стыд, потому что, кажется, я придал событию больше значения, чем следовало. Хотя забавно. Часть меня чувствует, будто я перепрыгнул через какой-то барьер, и теперь я на другой стороне и понимаю, что не могу вернуться. Наверно, это приятное чувство или, по крайней мере, интересное. Но я не уверен. В моих словах вообще есть смысл?

Касаемо рушащихся стен: думаю, в этом ты переоцениваешь мою роль. Сегодня герой ты, Блю. Ты сам разрушил свою стену. Может быть, и мою тоже.

Жак

ОТ: [e-mail]

КОМУ: [e-mail]

ДАТА: 14 декабря, 12:12

ТЕМА: Re: открытый

Жак!

Я даже не знаю, что сказать.

Я тоже очень тобой горжусь. Действительно знаменательное событие, правда? Наверное, мы запомним этот день на всю жизнь.

Я прекрасно понимаю твои чувства насчет прыжка через барьер: думаю, такое возможно лишь в одном направлении. Если ты «вышел из шкафа», то не сможешь «зайти обратно». Звучит немного пугающе, так ведь? Знаю, нам повезло, что мы говорим о своей гомосексуальности сейчас, а не двадцать лет назад, но признание — до сих пор прыжок в неизвестность. Все оказалось проще, чем я представлял, но в то же время во много раз труднее.

Не волнуйся, Жак. Я думаю о сексе только с теми, кто на День святого Валентина прячется от своей девушки-восьмиклассницы в туалете, ест тоннами «Орео» и слушает невероятно прекрасную депрессивную музыку, но никогда не носит футболок с группами.

Видимо, такой у меня типаж.

(Я серьезно.)

Блю

17

Я ДОЛЖЕН с НИМ ВСТРЕТИТЬСЯ.

Сомневаюсь, что смогу продолжать в том же духе. Мне плевать, если это все разрушит. Я скоро начну целоваться с монитором.

Блю Блю Блю Блю Блю Блю Блю.

Серьезно, мне кажется, я сейчас вспыхну.

Весь день в школе меня тошнит от волнения, но в этом совершенно нет смысла, ведь мои чувства не привязаны ни к чему реальному. Это только слова на экране. Я даже, блин, не знаю его имени.

Кажется, я немного влюбился.

На репетиции я постоянно пялюсь на Кэла Прайса с надеждой, что он облажается и выдаст мне подсказку. Какую-нибудь. Любую. Он вытаскивает из сумки книгу, и мой взгляд сразу же устремляется на имя автора. А вдруг это книга гребаного Казановы? Я знаю только одного человека, у кого она есть.

Но это «451 градус по Фаренгейту». Наверное, домашка по литературе.

Да и вообще, как выглядит человек, стены которого рушатся?

На самом деле сегодня никто не может сосредоточиться, потому что все только и думают о десятикласснике, который тайком пробрался в химлабораторию и у которого причиндалы застряли в мерном стакане. Даже не спрашивайте. Судя по всему, новость тут же появилась на Тамблере. И, видимо, мисс Олбрайт так надоело об этом слышать, что она отпускает нас пораньше.

Поэтому я подъезжаю к дому еще засветло. У Бибера сносит крышу от радости, когда он видит меня. Похоже, я первый вернулся домой. Интересно, где Нора. То, что она не дома, — обалдеть как на нее не похоже.

Во мне бурлит беспокойство. Я и есть не хочу. Даже «Орео». Я не могу сидеть без дела и пишу Нику, чтобы справиться о его планах, хотя и так знаю: он рубится в видеоигры в подвале (до начала соккерского сезона это его любимое занятие). Он говорит, что Лиа скоро подъедет, так что я надеваю на Бибера поводок и выхожу из дома.