Богарт предался со всей святостью правоверного своему религиозному занятию — сборке и разборке пистолета. Он рассерженно посмотрел на два пакета, упавших на стол в нескольких дюймах от его пистолета.
— Ни один не предлагает ничего серьезного? Так?
— Это годится для подтирки в туалете, Богги. Больше некуда. Обе стороны остаются за своими фортификационными сооружениями и даже отказываются высовывать нос. Они не сдвинулись ни на йоту.
— Придется повыкручиваться.
— Да. Ты прав. До наступления ночи у нас еще полдня. Затем завтра наступит час правды. Пошли прогуляемся где-нибудь. Сходим в картинную галерею в подвальном этаже.
Богги и Саймон прихватили с собой револьверы. Покинули свои апартаменты и вошли в маленький частный, предоставленный им, лифт.
Хотя опускаться в подвал предстояло глубоко, это заняло у них меньше минуты.
— Спуск занял меньше минуты, но мне придется постоять здесь, и подождать, мой желудок прибудет сюда двумя минутами позже.
Саймон, смеясь над шуткой Богги, двинулся вдоль правой стороны к галерее, следуя расцветке стен — знаку, с которым сверился перед началом спуска. Необходимая предосторожность в этом горменгастском лабиринте.
Их уже ожидал посланник. Или точнее группа посланников ожидала их. Изобразив приветственную улыбку, радостную, Ангис Вейл стоял у вращающихся дверей. Его борода и усы были щеголевато подстрижены, хотя левый ус свисал на два дюйма ниже правого; плащ опрятный, серого рабочего цвета.
— Я знаю от принца, что вы сказали ему, что собираетесь делать. И мне не надо дважды повторять, что это хорошее, похвальное дело. Мне остается только пожелать самому себе, чтобы у меня достало нервов, смелости, отваги, мужества и сердца…
— Вспомните о своей кличке, мастер Вейл.
— Разумеется, разумеется, посол, Богарт. Он все сказанное вами принял к сердцу и решил нынче ночью обратить все свое внимание на ваши планы.
Саймон был шокирован.
— Вам известно об этом, Ангис! Я думал, что никто не узнает.
— Мой дорогой посол, нынче трудно что-либо удержать в тайне в Капуе, как сыру трудно поменять свой запах. Я почерпнул эти сведения из источников, близких к принцу, и поэтому знаю, что они верны.
— Сильва!
— Да, посол. Я слышал, что вы были близки с этой госпожой.
Взрывчатая усмешка Богарта:
— Госпожой!
Гувернер покачал головой.
— Я согласен, что мораль принцессы оставляет желать лучшего. Да, я помню, как меня однажды неожиданно вызвали к ней, и я нашел ее развлекающейся не только с…
— Так, значит, и она знает, — прервал его Саймон.
— О, да, она знает.
Богарт мгновенно понял, что тут подразумевалось. Если Сильва знает, значит, нет необходимости выяснять, сколько других человек знали об этом. Они просто не решались задеть принца и Тсадию. А если они решили проверить посла? Здесь многие хотят войны. Хотят сильнее, чем хотя бы микроскопической потери лица.
Значит, теперь в любое время им грозит опасность.
Пока Ангис стоял озадаченно между ними, оба офицера обменялись тревожными взглядами.
— Может, вернуться назад? Мы сможем удержаться в комнатах всю ночь.
— Нет, Богги. Уж если мы здесь, пойдем вперед. Держись наготове. Ангис, много ли посетителей в галерее?
— Боюсь, никого, посол. Картины никогда не интересовали мой народ. Я удивился бы, окажись здесь хоть одна душа. Совсем никого.
Галерея была обширной, экспонировалось искусство, практикуемое на Алефе, с несколькими залами из других планет галактики Омикрон. Экспозиция Гимеля занимала весьма небольшое место.
— Все потому, что народ на Гимеле больше интересуется увеличением количества больших чисел и мало обращает внимания на занятие искусством. Признаться, это огорчает меня.
Несколько минут трое мужчин гуляли по лабиринту, глядя на картины и скульптуры, слушая записи музыки, восхищались звуковыми скульптурами и чувствовали, как улетучиваются тревоги под действием эмоций.
После того как они осмотрели половину музея, Саймон остановился и посмотрел на воспитателя.
— Ангис, вы сказали, что недостаток созидательного искусства наших тоталитарных друзей с Гимеля огорчает вас. Я внимательно осмотрел художественные достижения вашего собственного мира, и меня поразила одна вещь.
— Уровень нашего искусства? Развитие пути творческого процесса?
— Нет, Ангис. Остановка развития искусства на Алефе!
Выражение лица Вейла изменилось.
— Остановка, Саймон?
— Да, очень хорошо представлены образцы двухсотлетней давности. Несколько примитивных картин постколонистского периода. Мне нравятся эти звуковые скульптуры в комнате Балларда, но им, должно быть, не меньше пятисот лет. Я все пытался увидеть, что ваши молодые современные художники изобразили в свете и звуке. Ангис, вы можете сказать мне, что ваши художники сделали за последние, ну скажем тридцать лет?
Наставник зашаркал ногами и, казалось, вдруг сильно заинтересовался огромной пластмассовой фреской под потолком. Саймону пришлось повторить свой вопрос, когда ему наконец ответил Вейл.