Сахалин

 Я приведу вам отрывки такого "отголоска", принадлежащего поэту многократному убийце, отбывавшему каторгу на онорских работах.

 Это стихотворение написано левой рукой: работы были так тяжки и смерть в тундре так неизбежна, что автор этого стихотворения взял топор в левую руку, положил правую на пень и отрубил себе кисть руки, чтобы стать "неспособным к работе" и быть отправленным обратно в тюрьму. Такая страшная форма "уклонения от работ" практиковалась на онорской просеке нередко.

 Вот отрывки из этих "отголосков ада". Картина при рубке тайги.

"Там, наповал убит вершиной,

Лежит, в крови, убитый труп...

С ним поступают, как с скотиной,

Поднявши, в сторону несут.

Молитвы, бросив, не пропели...

На них с упреком посмотрел

Лишь ворон, каркнувший на ели,

На зов собратий полетел..."

 А вот другой отрывок, описывающий людоедство среди каторжных, случаи которого были констатированы на онорских работах официально:

"И многие идут бродяжить,

Сманив товарищей своих.

А как устал, - кто с ним приляжет,

Того уж вечный сон постиг.

Убьют и тело вырезают.

Огонь разводят... и шашлык...

Его и им не поминают.

И не один уж так погиб".

 Таких картин полны все "отголоски ада".

VIII.

 Юмор - одна из основных черт русского народа.

 "Не гаснет он и среди сахалинского житья-бытья, воспевая "злобы дня"".

 Служащие презирают каторгу.

 Каторга также относится к служащим.

 Пищей для юмора поэтов-каторжан являются разные "события" среди служащих.

 Жизнь сахалинской "интеллигенции" полна вздоров, сплетен, кляуз, жалоб, доносов. Там все друг с другом на ножах, каждый готов другого утопить в ложке воды. И изо всякого пустяка поднимается целая история.

 История обязательно с жалобами, кляузами, часто с доносами, всегда с официальной перепиской.

 Эта переписка в канцеляриях ведется писарями из каторжан же. И, таким образом, каторга знает всегда все, что делается в канцеляриях, знает и потешается.

 Из массы юмористических "злободневных" стихотворений я приведу для примера одно, описывающее "историю", наделавшую страшного шума на Сахалине.

 "История" вышла из-за... курицы.

 Курица, принадлежащая жене одного из служащих, пристала к курам, принадлежавшим жене священника.

 Жена служащего и ее муж увидели в этом "злой умысел" и обратились к содействию полиции.

 Полицейские явились во двор священника и отнесли "инкриминируемую курицу" на место постоянного жительства.

 Священник в таких действиях полиции, конечно, усмотрел оскорбление для себя.

 И пошли писать канцелярии.

 Жалобы, отписки, переписки посыпались целой лавиной, волнуя весь служащий Сахалин.

 Я сам слышал, как господа служащие по целым часам необычайно горячо обсуждали "вопрос о курице" и ждали больших последствий:

 - Еще неизвестно, чем курица кончится!

 Тюрьма немедленно воспела это в стихах. Вот отрывки.

 Супруга служащего жалуется своему супругу:

"Ах, мой милый, вот беда!

Я вчера курей смотрела;

И та курица, что пела,

Помнишь, часто петухом,

Ведь пропала! И грехом,

Как потом я разузнала,

Прямо к батюшке попала.

И теперь уж у попа

Куриц целая копа..."

 Служащий "обратился к содействию полиции", и та поспешает "водворить курицу на место жительства":

"Пот ручьем с них лил, катился,

И песок как вихорь вился

Из-под их дрожащих ног...

Знать, досталось на пирог!!!"

 Священник в это время выходит из дома и...

"И лишь он ступил во двор,

Что же видит? О, позор!

Снявши фраки, сбросив сабли,

Руки вытянув, что грабли,

Полицейский с окружным

Словно пляшут перед ним!

И, нагнувшись до земли,

Ловят курицу они..."

 Чем кончится история, вы знаете:

 Канцелярии пишут.

 Служащие волнуются и ждут "от курицы последствий".

 Тюрьма потешается, читает стихотворение поэта-каторжника.

 А в курятнике, по словам стихотворения, происходит следующее:

"А в тот миг на куросесте,

Сидя с курицами вместе,

Так беглянка говорила:

- И зачем меня родила

В белый свет старуха-мать!

Не дадут и погулять!

И что сделать я могу?

Чуть что выйдешь к петуху,

А глядишь, - тут за тобой

Вся полиция толпой!"

 Так развлекают каторгу.

Преступники душевнобольные

 В посту Александровском вы часто встретите на улице высокого мужчину, красавца и богатыря - настоящего Самсона. Длинные вьющиеся волосы до плеч. Всегда без шапки. На лбу перевязь из серебряного галуна. Таким же галуном обшит и арестантский халат. В руках высокий посох.

 Он идет, разговаривая с самим собою. Выражение лица благородное и вдохновенное. С него смело можно писать пророка.

 Это Регенов, бродяга, душевнобольной.

 На вопрос:

 - Кто вы такой?

 Он отвечает:

 - Сын человеческий.

 - Почему же это так?

 - Мой отец был крепостной. Его все звали "человек" да "человек". Отец был "человек", значит, я сын человеческий.

 В те дни, когда Регенову не удается удирать из-под надзора в пост Александровский и приходится сидеть в психиатрической лечебнице, в селе Михайловском, он занимается целые дни тем, что пишет письма "к человечеству".

 Первым вопросом его при знакомстве со мной было:

 - Вы из-за моря приехали?

 - Да.

 - Скажите, да есть ли там человечество?

 - Есть!

 Регенов с недоумением пожал плечами.