Устроившись в интернет-кафе, я поискал информацию о семействе Петтигрю. Выяснилось, что недавно избранный сенатор штата был весьма популярен. Его дочери Марго не так давно исполнился двадцать один. Согласно местным газетам, ее сбили в Саванне, где семья отдыхала на острове Тайби.
Марго Петтигрю находилась в частной больнице «Маунт Синай». У нее был раздроблен таз, а левая нога в нескольких местах сломана. Врачи задумывались об ампутации.
К горлу подкатила тошнота, и я прикрыл веки. Фиона никогда не проявляла безрассудства. И в произошедшем я видел свою вину, ведь именно я вырвал ее худшие воспоминания, выставив их на всеобщее обозрение.
Я медленно выдохнул. Эван утверждал, будто Марго – ключ к освобождению Фионы. Мне следовало ему доверять. Собственно, ничего больше мне не оставалось.
Около шести часов вечера я зарегистрировался в небольшом приморском мотеле, принял душ и, несмотря на жару в девяносто пять градусов по фаренгейту, оделся во все черное: джинсы, футболку, мотоциклетные ботинки и кожаную куртку.
Направляясь в «Маунт-Синай», я чувствовал, как буквально весь город прижимается к моей спине, нашептывая на ухо. В прохладном из-за кондиционеров помещении больницы это ощущение немного отступило, но боль, страдания и страх сотен пациентов и их семей сгустились вокруг меня словно туман.
Я постарался сконцентрироваться, но так, черт возьми, и не придумал, как поступить дальше. Купить цветы и притвориться посетителем? Спросить на ресепшне, где поправляется Марго Петтигрю? Только вот она была дочерью сенатора, и о ней ничего не скажут незнакомцу.
Постояв какое-то время в зоне ожидания, я так же, как и несколько недель назад, потянулся к провидению. Словно воззвал в темноту. Улавливая волны находящихся здесь жизней, я искал лишь одну. Душу, страдающую от боли в ногах, или ту, которую преследуют воспоминания об аварии.
Марго ответила на мой зов, но совсем не так, как я ожидал. Я ощутил зияющую пустоту и каким-то образом понял, что это она.
Я позволил провидению вести меня вверх по лестнице на пятый этаж. Крыло предназначалось для не стесненных в средствах пациентов. В пустом белом зале ожидания на столах стояли цветы, а на стенах висели картины. У сестринского поста стояла тележка с закусками для посетителей. Здесь царило спокойствие, но для Марго…
Твою мать, она воспринималась черной дырой, высасывающей весь свет и притягивающей меня к себе.
Я прикинул, что идти к медсестрам будет неправильно, поэтому целеустремленно двинулся по коридору навстречу зияющей пустоте. К двери, перед которой стоял одетый во все черное мужчина. Очевидно, это был телохранитель.
На бейджике значилось «Чарльз Мерфи».
«А вот и Чак. Спасибо тебе, Эван», – подумал я.
Изобразив на лице понимающую улыбку, я приблизился к нему.
– Эй, Чак, время пришло.
Парень нахмурился, стараясь вспомнить меня.
– Я работаю до полуночи, потом у Спенсера на кладбище. Где твой бейдж?
Я притворился шокированным.
– Тебе никто не звонил? Босс послал меня, чтобы вытащить твою задницу отсюда. С тобой пыталась связаться сестра.
– Сестра?
– У нее схватки.
Глаза Чака расширились, затем сузились.
– Подожди. – Он вытащил телефон и проверил его. – Мне никто не звонил.
Уставившись мне в глаза, он набрал номер и поднес к уху трубку.
Покачиваясь на каблуках, я вел себя чертовски непринужденно.
– Привет, Пэтс? Что случилось? Ты что?.. Ты? Где? Саутсайд? Хорошо… Брайан там? Да, я еду…
Чак сунул телефон обратно в карман и хлопнул меня по плечу.
– Твою мать, мне нужно идти… понимаешь?
Облегченно вздохнув, я ответил:
– Да, иди, конечно. Ты скоро станешь дядей.
– Твою мать…
Чак удалился по коридору и завернул за угол, оставив меня наедине с Марго Петтигрю.
Эван пока не ошибался. Моя надежда вспыхнула ярче… и снова потускнела, когда я тихо вошел в палату Марго.
Она напомнила гостиничный номер, но с медицинскими приборами, необходимыми для контроля жизненных показателей пациента. Над кроватью висели капельницы. Сама Марго – хрупкая брюнетка – терялась в море белых простыней. Трубки тянулись к ее рукам, носовая канюля снабжала кислородом, а нога…
Господи, ее левая нога была слегка приподнята и загипсована от лодыжки до бедра. Спицы входили в покрытую синяками и струпьями кожу почти каждые три дюйма вдоль бедра и голени, ступня распухла.
Однако хуже всего была пустота, которую я чувствовал.
Что-то более глубокое, чем печаль или меланхолия, скрывалось за депрессией.
«У нее совсем не осталось слез…» – отметил я про себя.
Но в ее больших глазах светился ум. Когда я приблизился, она посмотрела на меня, а затем отвернулась, уставясь за окно, где уже наступали сумерки.
– Что тебе нужно? – поинтересовалась она. – Боишься, что я встану и убегу?
Я приблизился к кровати.
– Мне нужно поговорить.
Ее темные на фоне бледной кожи брови сошлись вместе.
– Поговорить? Не думала, что такие тупицы, как вы, способны на что-то кроме «да, сэр», разговаривая с моим отцом.
– Об аварии, – уточнил я.
Марго даже не вздрогнула. Монитор тоже не показал ускорение пульса.
– Уходи, – устало бросила она.