Сахаров и власть. «По ту сторону окна». Уроки на настоящее и будущее

Сразу замечу, что очень скоро, через 3 месяца после смерти Сахарова, на III Съезде народных депутатов СССР (12–15 марта 1990 г.) были приняты законы о собственности и земле (хотя и очень половинчатые), а главное, была изменена 6-я статья Конституции СССР. После этого “страшные”, “антисоветские” (по старым меркам) слова “приватизация” и “многопартийность” стали открыто употребляться в печати и по телевизору. Но в декабре 1989 г. была еще другая эпоха, и вышеприведенное Обращение о политической забастовке вызвало очень острую негативную реакцию аппарата, а также некоторых академиков – членов Межрегиональной группы депутатов, которые в своих выступлениях на собраниях группы (последний раз – 14 декабря) называли этот призыв к забастовке провокацией. Это же нехорошее слово (не сосчитать, сколько раз применяли его к Сахарову на протяжении всей его общественной деятельности) гуляло тогда по газетам – огромная пропагандистская машина пришла в движение в связи с призывом пяти депутатов. Впрочем, только благодаря этому об Обращении, которое, конечно, само по себе нигде не было опубликовано, узнала вся страна.

“Подписантов” пригласил для беседы заместитель М. С. Горбачева

А. И. Лукьянов. Анатолий Иванович в основном не возражал против содержания документа, но резко осудил призыв к забастовке как дестабилизирующий и провокационный. Вопрос о забастовке во всей этой истории был ключевым.

11 декабря в 10 часов утра я встретил Сахарова в фойе ФИАНа, и мы вместе поднимались по лестнице на третий этаж. “Ну как, в яблочко?” – спросил я его. “Да”, – ответил он и с большим удовлетворением заметил, что чрезвычайно сердитая реакция властей – это лучшее подтверждение того, что сделан правильный шаг. “Если бы там не было слова “забастовка”, то о нашем призыве никто бы не узнал”, – примерно так он сказал.

* * *

Конференц-зал, вмещающий около 800 человек, был полон. Митинг-забастовку открыл Анатолий Шабад, он зачитал Обращение и предоставил слово А. Д. Сахарову. Я сидел близко, в третьем ряду, и, конечно, не думал, что вижу Андрея Дмитриевича в последний раз. Было несколько корреспондентов. Они, по-видимому, пришли заранее; директор Института академик Л. В. Келдыш дал устное распоряжение охране: прессу впускать беспрепятственно. Но вскоре после начала митинга случилось нечто, что многое проясняет в ситуации того времени. Или, может быть, еще в большей степени ставит вопросы. Андрей Дмитриевич говорил уже минут 10, когда в зал неожиданно ввалилась толпа иностранных корреспондентов. Красные, взмыленные, с теле– и видеоаппаратурой.

Что случилось? Почему они опоздали к началу? Потом выяснилось, что в проходной ФИАНа, помимо обычной охраны, вдруг появились некие молодые люди, которых никто из сотрудников ФИАНа никогда раньше не видел и которые корреспондентов не пустили. Возникла конфликтная ситуация, которая минут через пятнадцать неожиданно разрешилась чисто силовым образом. Чтобы пропустить подъехавшую машину, были открыты широкие фиановские ворота. И корреспонденты, со всеми своими ящиками и штативами, встав за машиной, сделали “свинью” (клин) и, смяв стенку отнюдь не научных сотрудников, устремились в главный корпус на третий этаж. Вероятно, “ненаучные сотрудники” были и в зале во время митинга. Точно известно, что один из них пришел в аппаратную, и поэтому выступление Сахарова не было записано на фиановский магнитофон. Позже эту, по-моему, замечательную речь удалось полностью восстановить по частной магнитоза-писи и по видеозаписи компании ABC».

Выступление А. Д. Сахарова во время проведения предупредительной политической забастовки. ФИАН, Москва, 11 декабря 1989 г.

«Я благодарен тем, кто пришел в этот зал и тем самым поддержал наш призыв. Я благодарен всем тем, кто по всей стране откликнулся на этот призыв в той или иной форме. Их много. Но еще в течение нескольких дней будут поступать сведения из более отдаленных районов.