Сахва

У меня раздвоение личности. Теперь я точно понял, что со мной происходит. Это похоже на ситуацию в том дурацком хатрлендском сериале: я был Сашей Зайцевым, а потом в теле меня потеснил Федор^6*. Только «мой» Федор не приходит с резким звуком или ударом, а, наоборот, уходит. Является он на запах моего гнева. А может, и просто, когда захочет, это еще предстояло выяснить. Как только этот Федор обретает контроль над моим телом, он сразу предпринимает попытки себя убить. Я догадывался об этом еще после того, как столь странным образом покинул поезд, но когда этот ублюдок, вытеснив меня, бросился под этот самый КамАЗ, все стало ясно окончательно.

Удивительно, как мне везло в этих случаях. С везением у меня всегда был острый конфликт. Это касалось всего, кроме выживания, будто мое везение все без остатка сконцентрировалось только на нем. Вот, например, в детстве оба родителя избивали меня за малейшую провинность. Особенно когда выяснялось, что в школе меня унижали, называя уродцем и более обидными словами. А такое происходило почти каждый день, кроме субботы и воскресенья. Наверное, поэтому я так люблю календарные выходные дни. В школе же меня били за врожденные увечья.

Хорошо хоть, что стал известен способ, как избавить свою материальную оболочку от этого треклятого суицидника. Громкие резкие звуки были не единственными моими союзниками. Если случалось нечто шокирующее, он также трусливо сбегал. В прошлый раз я избавился от него, когда он прыгнул с моста в ледяную воду.

В этот раз власть над телом мне вернул звук мощного гудка, смешанный с омерзительным, разрывающим перепонки свистом переставших вращаться передних колес. Они намазывали резину на асфальт. Ровная черная полоса с узором протектора расползалась, пока машина не замерла. Теплое машинное масло капало прямо в рот. Затем меня грубо извлекли из-под грузовика, и огромный ботинок два раза врезался в голову. Этот дальнобойщик тоже хорош, конечно. Нет, чтобы узнать сначала, цел ли я, так он сразу начал драться.

– Ты знаешь, сколько лет мне бы дали, – говорил он, нанося первый удар, – если бы ты сдох?! – слышал я, получая второй.

Удары были внушительными, так как их источник был весом далеко за центнер. Не жирный, а скорее плотный. У нас были явно разные размеры одежды, и теперь его засаленные, пахнущие уксусом вещи свисали с меня, будто я наспех сшил костюм из плащ-палатки. Но и это было лучше, чем нагота. Его гневные причитания, сопровождаемые ударами мощных мясистых ног, привлекли мое внимание и вызвали интерес. Поэтому перед тем, как убить его, я решил выслушать эту истерику до конца. У нас было что-то общее. Схожие душевные травмы, если угодно.

– Я только год, как из тюрьмы вышел! – говорил он, продолжая пинать меня ногами, облаченными в запыленные, некогда черные берцы. Я лишь катался по земле, лишая его удары силы. – Ты знаешь, сколько я искал эту работу?! – его риторический вопрос сопровождался двумя новыми ударами. – Ты знаешь, как я устал от косых взглядов?! Все только и шептались у меня за спиной, какое я чудовище! Уходили с кривыми рожами оттуда, где я появлялся! – один удар ему все же удался, но это не ослабило моего внимания к его рассказу.

Да, я хорошо его понимал. И под стук его ног о мое тело почему-то окунулся в собственные воспоминания. Школьные годы. Двое юношей, давно избравших меня объектом для унижений и избиений, стоят передо мной. Оба выше и шире меня. Сцена разворачивается на уроке труда, вокруг тяжелые, прикрученные к полу стальные парты, верстаки и прочее оборудование. У одного из них в глазах застрял страх, а в печени крестовая отвертка. Скользкую от горячей крови рукоятку этой отвертки сжимает моя кисть. Второй – парализован испугом.

Я в шоке от того, что произошло. Я не собирался этого делать, это вышло само собой. Но мне не страшно. Мне любопытно. Так началась наша дружба со страхом. И со смертью. Только тогда, малолетний идиот, я понял их практическую пользу, начал познавать их природу.

Юноша с новорожденной дыркой в печени смотрит на меня. Смотрит тем самым взглядом, каким не один год я смотрел на них. Когда я это понимаю, восторг нового озарения легким электрическим разрядом быстро прогуливается по всему телу. Надавливаю на рукоятку отвертки, используя ее как рычаг. Лицо того, кто ни один год мучил меня, искажается, становится неприятным и жалким, кожа бледнеет, глазные яблоки стремятся из орбит, словно мячики, перекормленные насосом. Рот трескается, губы отдаляются одна от другой и начинают дребезжать. Какое-то время я продолжаю увлеченно двигать рукояткой отвертки, увеча его внутренности. Потом он падает.