Сакральный знак Маты Хари

По мере приближения запах жареного становился все сильнее. Гарик сидел на корточках в центре пепелища, рядом с тем местом, где он развел костер, на котором жарил на веточке сосиску. Перед парнем, прямо на земле, были разложены куски хлеба. Заметив мое приближение, он вспугнутой птицей подскочил на ноги и кинулся в единственное помещение на пепелище, сохранившее некое подобие комнаты. Больше всего оно походило на нору животного, с лежбищем из еловых лап и закопченным тазом с остатками мутной воды. Запах тоже был соответствующий. При слабом отблеске огня я смогла рассмотреть в самой глубине этого звериного убежища чудом сохранившуюся кровать, бережно застеленную одеялом.

– Привет, – улыбнулась я, шагнув к загорянскому Маугли.

– Тебе сюда нельзя! – делая останавливающие знаки руками, он кинулся наперерез, пытаясь задержать меня. – Сейчас придет мой друг, он будет сердиться. Он не любит, когда я разговариваю с чужими.

– Это он спит на кровати? – Я кивнула на старательно натянутое одеяло и ровно положенную подушку.

– Там спит Майечка, – насупился Гарик. – Моя сестренка. Она конфетки любит. Леденчики.

На одеяле и в самом деле были рассыпаны леденцы.

И вдруг, заметив мой взгляд, безумец истошно закричал, плача и отбиваясь от меня обеими руками:

– Не забирай леденчики, они для Майечки!

Чувствуя смущение, я попятилась к калитке. Под горестный плач Гарика покинула участок. Чувство неловкости не оставляло меня, словно я допустила какую-то бестактность или подсмотрела чужой секрет. Стараясь не слышать криков Гарика, расстроившегося по моей вине, я торопливо вышла на улицу. Бригадир по-прежнему сидел в машине, сверля окрестности пристальным взглядом глубоко посаженных глаз. Не обращая на него внимания и настраиваясь на деловой лад, я приблизилась к высоким автоматическим воротам дома Масловых, при свете фонаря сверяясь с записями в блокноте. Все верно, поселок Загорянка, улица Дачная, дом тридцать два. Я надавила на клавишу домофона. Через пару секунд щелкнул переключатель, и высокий женский голос проговорил:

– Слушаю.

– Добрый вечер, – я откашлялась. – Передайте Виктории, приехала Берта Лисанге. Вика меня ждет.

И, ежась под пристальным взглядом бригадирских глаз, игриво добавила:

– Надеюсь, я не опоздала на свадьбу?

В домофоне молчали, и я заговорила громче:

– Але? Вы меня слышите?

В домофоне зашипело, и тот же голос проговорил:

– Девушка, мне жаль, но Виктории нет.

– Как нет? А где же она? Вика уехала?

– Она умерла.

– Как это? – сыграла я удивление и испуг. – В каком смысле – умерла?

– Мне очень жаль, – повторила женщина.

Я срывающимся голосом запричитала:

– Что случилось? Как же так? Отчего умерла? Ее уже похоронили?

– Пока нет, следователь не отдает нам Вику.

– Прошу вас, я хочу попрощаться с подругой! – всхлипнула я.

– Подождите, Берта, я у хозяина спрошу, – жалостливо откликнулся домофон.

Прохаживаясь вдоль забора в ожидании решения хозяина, я искоса поглядывала на дорожных рабочих и их предводителя. Тот делал вид, что дремлет в кабине служебного автомобиля, хотя нет-нет да и косился в мою сторону. Но я не обращала на него внимания, рассматривая погруженный в сумерки дачный поселок. Добротные усадебные дома старой постройки, называемые генеральскими дачами, соседствовали с современными коттеджами, и те и другие скрывались за вековыми соснами, высящимися из-за заборов. Я втянула носом терпкий сосновый дух – воздух здесь был такой, что хотелось его пить, как родниковую воду. Я понимала, почему бывший хоккеист Константин Маслов оставил все свои московские квартиры вместе с заморскими особняками и поселился здесь. Местечко казалось удивительно уютным и, главное, недалеко от Москвы. На машине я бы добралась до Загорянки максимум за двадцать минут, и только для того, чтобы соответствовать придуманной легенде, приехала сюда на электричке.

Внутри калитки что-то щелкнуло, и тот же женский голос, доносящийся из домофона, произнес:

– Госпожа Лисанге, заходите.

Я толкнула рукой нагретую за день стальную калитку и вошла на территорию поместья, ибо участком назвать эти владения не поворачивался язык. При свете фонарей виднелись подстриженный газон, альпийские горки, цветники, беседка, площадка для барбекю с кованым мангалом, мостик через пруд, в котором, переливаясь в лунном свете серебряной чешуей, плескалась живая рыба, широкие дорожки, вымощенные бордовой плиткой, и красный мотоцикл, который чуть не смел меня с проселочной дороги. Мотоцикл стоял у гаража, и на ручке его висел тот самый синий шлем, в котором носился по поселку блогер.

От дома навстречу мне уже спешила невысокая хрупкая девушка в строгом синем платье, на котором, служа единственным украшением, выделялась перекинутая через плечо толстая русая коса. Перепутать Светлану с кем-то еще было невозможно. На лице ее играла приветливая улыбка, отчего на свежих щеках виднелись ямочки. Читая «Дворянское гнездо», я именно так и представляла себе Лизу Калитину.