Сакура, свадьба, смерть

Выглядеть неубедительным не хотелось, случайно встречаться до поры с Марьяной и Иваном – тоже.

Забор был рядом.

В три движения Глеб ухватился за высокие острые прутья и перемахнул через плотно заросшую широкими листьями хмеля кованую решётку.

Территорию ботанического сада и ближние жилые дома разделяла железная дорога.

Многочисленными полосами в обе стороны вдоль забора просторно тянулись ровные блестящие рельсы, совсем близко светился на светофоре красный огонь, точно и дисциплинированно рядом с полотном торчали столбики с цифрами расстояний.

Пахло смолой шпал, и было ещё жарче, чем на солнечных аллеях сада.

Очень хотелось пить и умыться.

Особенно умыться.

Дальше, за железной дорогой, виднелись убогие задние заборы неухоженных огородов и бедные домики пригорода. За густотой яблоневых листьев в одном из дворов напротив капитан Глеб рассмотрел колодец.

– Эй, хозяева! Эй, есть тут кто живой?

– Чего раскричался-то? Невтерпёж, что ли?!

Злобный лай мелкой собачонки и тихий человеческий голос раздались одновременно.

Из глубины огорода к Глебу вышла низенькая старушка.

– Тебе чего? Самогону?

– Да что вы, бабуля! В такую-то жару?! Просто водички, попить, умыться…

– А-а…

Пёстрая старушка с пристальным вниманием осмотрела Глеба.

– Тогда хорошо, а то мужчины ко мне больше всё за напитками ходят, водичку-то они только по понедельникам просят…. А водичка-то здесь хорошая, вкусная! Проходи, милок, проходи, собачка-то моя не кусается. Добрая она, как звонок у меня тут, в калитке-то, для предупреждения.

По тропинке, прохладно скрытой под навесами старых яблонь, медленная старушка провела капитана Глеба к колодцу. Аромат спелых, подгнивающих на земле яблок и слив вспоминался детством, таким же был и деревянный, рассохшийся над крышкой колодца, ворот с намотанной цепью.

– Тебе попить или умыться?

– И того, и другого. И побольше.

Минуту старушка молча понаблюдала за Глебом, за его сноровистыми движениями и, убедившись, видно, что он умеет обращаться с колодцами и не утопит её ведро, довольно хмыкнула и потихоньку побрела через садовые заросли к своему домику.

Капитан Глеб выплеснул остатки тёплой воды на ближнюю грядку, поднял из глубины новую, ледяную, прозрачную.

Для начала с жадностью сплюнул тягучую слюну в предвкушении, терпеливо глотнул из ведра только пару раз, едва не взвыв от ломоты в зубах.

Снял рубаху, бросил её на низкую яблоневую ветку по соседству, и не спеша начал поливать себе потную спину и плечи, черпая из ведра литровой стеклянной банкой.

Остановился, ещё немного попил, и вновь начал умываться.

– Держи, милок…

Старушка опять возникла из-за деревьев неслышно и незаметно.

– Держи вот, утрись.

– Да что вы, я так обсохну, на жаре-то!

– И не капризничай, бери! Полотенчико у меня чистое, не побрезгуй…

– Да я….

– Ладно тебе.

Не дослушав, старушка повернулась, собираясь уходить.

– Утрёшься, как следует, повесь полотенчико-то обязательно посохнуть. А я пойду, чаёк поставлю, и ты тоже, как управишься, приходи в дом.

Спокойствие такого странного жизненного перерыва возникло для него как нельзя кстати.

Случайно вырвавшись из бурных событий роскошного ботанического пространства, капитан Глеб вновь оказался в похожих зелёных зарослях, но уже в тихих, беспроблемных, волшебных уже своим внезапным возникновением.

Обычно окраинные городские посадки бывают или огородными, с грандиозными плантациями картошки, или же чисто фруктовыми, с привычным набором с первого же взгляда, издалека, узнаваемых яблонь, груш, слив, крыжовника и малины.

Этот же садик тихой старушки был не таким.

Глеб шёл по тропинке к бело-синему домику и удивлялся.

Ещё у колодца он отметил поблизости красные листья клёна австрийского, справа от дорожки ровно возвышались десятка два красивых, степенных и ухоженных туй, а совсем ближе к домику росли два роскошных рододендрона.

Кроме того, на овощных, вроде как, грядках, нежно голубели шафран и лаванда.

– Чего смотришь-то так? Вроде понимаешь что в растениях-то, а?

– Интересно у вас тут, необычно.

– Интересно ему…. Садись, чай вот будем пить. Варенье бери, накладывай, сама варила.

На открытой, без стёкол, веранде маленького домика стоял такой же крохотный стол. И два деревянных стула, скрипучих, тяжёлых.

– Спасибо.

– Умылся? Полегчало?

Услышав простые, по-матерински добрые и внимательные слова, капитан Глеб Никитин вдруг почувствовал страшный голод.

– Гулял, что ли, в наших-то краях?

Старушка принесла из домика горячий чайник.

– Да, прогуливался…

– По делам или как? Личное что?

– Личное.

– Покушать ничего не хочешь?

– Нет, нет, что вы!

Врать капитан Глеб умел, и чрезвычайно искусно, но иногда и у него в этом деле случались неудачи.

– Ой, прогульщик ты, прогульщик…. Тоже мне, время-то обед уже, а он, смотрите-ка, мужчина видный, а от еды отказывается, привередничает! Давай-ка, я тебе, милок, картошечки положу, давеча отварила, да огурчиков свеженьких порежу…

– Да я…

– Ты сил должен набраться, не спорь! Знаю я вас таких, хорохорятся, свою линию гнут, а старых-то людей не слушают…. Ешь, ешь, давай! Тоже мне….