Салам тебе, Далгат! (сборник)

– Салам тебе, Далгат! – сказал человек и пошел к нему большими уверенными шагами. Стало слышно, как на соседней улице включили барабанную музыку. Доносились воодушевленные вскрики «Асса! Оппа!», видимо, там кто-то танцевал.

Далгат, улыбаясь, смотрел на идущего к нему человека.

2009

Шайтаны

Рассказ

1

Автомобиль заглох, застряв в тумане. – Сюда давай, – послышались голоса. Зашуршали пакетами, захлопали дверями «газели». Кто-то, приближаясь, чавкает грязью.

– Здесь сыро, надевай кофту, – сказали Наиде женщины, закутывая головы в длинные, с бахромой, платки и неловко вылезая наружу с полиэтиленовыми пакетами.

Пахло землей, чабрецом, сыростью, а издалека – вареным мясом. В тумане встретились невидимые голоса и руки.

– Облако село, сейчас сойдет, – произнес чей-то хриплый бас.

После глухих приветствий, вздыхая и перешептываясь, начали красться вверх по каменистой улочке. Их вел Шапи, сын покойного Хасана. За ним – отец Наиды и приехавшие друзья Шапи, кто-то лакец, кто-то – цунтинец, кто-то русский. За Наидой, касаясь ее руками, шли родственницы.

Пение слышалось еще издали, мешаясь с далеким шумом реки и голосами. Миновав еле видный внутренний дворик, где растаял Шапи с друзьями, Наида и спутницы прошли в комнату, набитую женщинами, которые сидели на треугольных бацадинских табуретках, подушках, а то и просто на коврах и читали зикр[44]. Начались тихие соболезнования, объятия и всхлипывания. Наида протянула хозяйке свой пакет с подарочными носками и полотенцами, та прижала ее к груди. Пришедшим сразу подали белые вышитые подушки, и они уселась у порога, поджав колени и склонив головы.

Баху́ в коричневом бархатном платье сидела в центре и медленно, с придыханиями читала аят, предшествующий тысячекратной священной формуле. Затем звякнула четками и завела громко «лаилаhаилалаh», и вместе с ней, хором, остальные. В проеме двери показалась и снова исчезла любопытствующая детская фигурка. Потом за стенкой загремел, скатившись, металлический чан, и снова стал слышен только ускоряющийся рефрен «нет божества, кроме Аллаха».

Раскрасневшись, Баху качала головой из стороны в сторону, упрямо ударяя на первое «ла», как будто силясь столкнуть со скалы большой камень. Кто кричал громко, прикрыв глаза, кто едва шевелил губами, развернув ладони к лицу так, будто собирался умыться. Наида поймала себя на том, что бессознательно слегка нагибается при каждом повторе.

Закончив зикр, принялись за разговоры. Баху, откинувшись, отдыхала.

– На Белала бухIоне[45] Санит после зикра в обморок упала, – сказала тощая белокурая женщина в темно-синей юбке. – Прямо после шахада

[46] свалилась.

– Ба! – удивилась молодая в шифоновой косынке.

Занесли глубокий таз, в котором дымились большие, похожие на пельмени, курзе с мясом.

– ХIасанил рохIалье щвайги[47], – пробасила Баху, беря хинк в руки и высасывая из него бульон.

– А́мин, а́мин, – заговорили остальные, протягивая руки к еде.

– Как Амир твой, Бильма? – вполголоса обратилась к приехавшей с Наидой женщине сидящая рядом толстушка.

– Ничего, пу-пу, машалла[48].

– Я слышала, у него проблемы были, – продолжила толстушка, тревожно заглядывая Бильме в глаза.

– У кого? – послышались вопросы.

– У Бильминого сына.

– Оставь, да, Тайбат, тебе больше всех надо, что ли? – отмахнулась молодая в косынке.

– Я переживаю просто, ва! Хасан, мунагьал чураяв[49], живой был, даже спрашивал про Амира. Амир, говорят, с убитым Абуса сыном общался.

– Его уже замучили этими хабарами. Что все пристали к нему, не пойму? – вспылила Бильма. – Один раз с человеком поговорил, тут же повсюду таскать начали.

– Щиб ккараб?[50] – заволновались бабушки, вытягивая ноги в темных шароварах.

Им перевели.

– Абуса жена тоже говорит, ее сын ни при чем был. Думает, его похитили, оружие ему подкинули, а потом убили, – сообщила Тайбат.

– Астаупирулла[51]

, – раздалось отовсюду.

– Может, так и было, откуда мы знаем, – вставила Бильма, – а вообще, я не знаю, мне главное, чтобы от Амира отстали. Сейчас, пупу, машалла, его не трогают.

Все хором заговорили.

– Что говорят? – спросила у Бильмы оказавшаяся в комнате лачка.

– Жениться, говорят… – улыбнулась Бильма, – женишь их теперь, трудно стало женить.

– У вас много таких ребят? – спросила лачку Тайбат.

– Вагон! – хлопнула та ладошами. – Все их знают.

– У нас тоже знают, – удовлетворенно отметила Тайбат, высоко поднимая полную руку с капающим хинком. – Даже в некоторых селах свои мечети есть у них.

– Уллубий здесь мечеть, видели, построил! – обрадованно сообщила Баху, с аппетитом доедая содержимое таза. – Миллион, говорят, отдал из кармана!

– Я в Махачкале у них в новом доме была, – тут же загорелась Тайбат. – Три этажа, короче, а на мансарде мечеть себе сделали от души!

В комнату, обнимая по очереди дочерей и племянниц покойного, зашли новые соболезнующие.