Саламандра

Свернувшись калачиком на коврике возле догорающего камина, я посмотрела в темный провал окна. Ничегошеньки не видно, одна сплошная густая темень, хоть глаз выколи. Ладно! Посмотрим, что день грядущий мне готовит.

Утро разбудило меня приятной неожиданностью — в окно светило самое что ни на есть настоящее солнышко. Какая прелесть! И это самое солнышко очень ласково светило прямо на меня. А я уж напридумывала себе вчера страстей всяких — что света белого больше никогда не увижу, что в подземелье мрачном и темном навсегда сгину, что отсырею раньше времени и плесенью покроюсь, ну и много чего такого. Долго ли с хорошим-то воображением? Оказывается, тут не все так плохо, жить можно.

Я сладко потянулась, подставляя мордочку теплым лучам и щурясь от яркого света, перевернулась на спинку и… начала падать. Остатки сладкого сна и благодушного настроения как корова языком слизала. Куда я падаю, я же на полу спала?! Неужели меня уже распределили при жизни в преисподнюю? Я не согласна!

Однако полет закончился довольно быстро и ощутимо. Я смачно приложилась левым боком к полу (хорошо еще на ковер шмякнулась) и от души выругалась в адрес всех известных мне родственников, как своих, так и Полозовых.

— И тебе доброе утро, Саламандра! — насмешливо поприветствовал меня муженек, выходя из-за заветной дверки возле зеркала и приглаживая влажную после принятия ванны косу. Странная у него прическа, но, что греха таить, она ему действительно идет. — Не ушиблась?

— Да ты что! Такой кайф! — Я чуть ли не со скрипом поднялась на лапки. — Как ты успел заметить, падать — это мое любимое занятие. И чем с большей высоты, тем прикольнее. Ощущение полета ни с чем сравнить невозможно. Странно, что это пристрастие проявилось только вчера. — В боку немилосердно прострелило, и я схватилась за отшибленное место. — Ой! У меня теперь точно синяк на всю левую половинку саламандры будет…

— Ничего, ты черненькая, не видно, — «утешил» меня благоверный.

Он уже сменил свой вчерашний черный костюм (меня всегда интересовало — почему женихи на свадьбу одеваются в черное, ведь это цвет траура, но теперь понимаю) на бежевую рубашку и такого же цвета брюки. Я окинула его с ног до головы презрительным взглядом и задрала голову. М-да, и когда это он успел меня на мою же подушечку переложить? И ведь я даже ничего не почувствовала. Хорошо еще не за окно вывалилась.

— Ты всегда такой заботливый? — поинтересовалась я, морщась от боли и ковыляя по направлению к туалету. Все-таки падать со стола не очень приятно, хорошо еще кости не переломала.

— А ты всегда предпочитаешь спать на полу? — Полоз проводил меня своим фирменным холодным взглядом, от которого я поежилась. — Не советую. Ночи прохладные, сквозняки, можешь простудиться.

Ха! Его беспокоит мое здоровье! Да по нему видно, что чем быстрее я лапки откину, тем быстрее он сможет начать новую жизнь. С более сговорчивой особой. Я же идти на поводу у государственных интересов не собираюсь! Пусть даже не надеется!

— А нечего меня во сне хватать и с места на место перекладывать! — фыркнула я. — Спала себе спокойно, никого не трогала, теперь вот страдай. И все из-за чего?

— Из-за твоего же упрямства и глупости. — Мой муженек скрестил руки на груди и прислонился к спинке кровати. — Если бы ты не выпендривалась, мы могли бы неплохо поладить, и ты бы прекрасно выспалась в теплой и мягкой постельке, а не зевала сейчас на каждом шагу.

— Да я вообще удивляюсь, как смогла уснуть в непосредственной близости от тебя? — Я юркнула в щелку под дверью и уже из-за двери выдала: — И так всю ночь кошмары снились, еле отмахалась.

Мне не ответили.

— Ты что, умер там? — громко позвала я, прислушиваясь к звукам (точнее — их отсутствию) в комнате.

Тишина позволила мне понадеяться, что «мой новобрачный кошмар» куда-нибудь свалил, устав бестолково пререкаться, и я, поплескавшись в тазике, подозрительно заботливо поставленном на полу, и закончив все полагающиеся по утрам гигиенические процедуры, чистая и относительно свежая вползла обратно в комнату.

Надежда приказала долго жить сразу на выходе — мой муженек уходить даже не собирался. Он продолжал так же стоять у кровати, скрестив руки на груди, и терпеливо поджидал меня, ящеркообразную.

— Надеюсь, ты готова? — равнодушно спросил он, едва мой нос высунулся из-под двери, и почти в приказном порядке добавил: — Тогда пошли.

— Я не котлета, чтобы быть готовой, — огрызнулась я и упрямо выпятила нижнюю челюсть. — И никуда с тобой не пойду. Больно надо.

Мне почему-то казалось, что я просто обязана ни в чем и ни под каким предлогом с ним не соглашаться и все делать назло. Для сохранения образа, так сказать.

— А придется. — И Полоз достаточно ловко подцепил меня с пола. — Ты же не собираешься морить себя голодом?