Саламандра

— То ли еще будет, — обещает Марфушка и начинает его целовать всего — шею, грудь, живот, спускаясь все ниже и ниже, пока не коснулись губы ее ласковые изнемогающего молота.

И снова закричал Петр, забился в конвульсиях и задрожал, что осиновый лист на ветру. Истома непокорной волной разлилась по нему, словно патока. А Марфушка неистовала, страсть обуяла ее — петушок Петра готов был уже лопнуть от любви и напряжения такого. Вывернулся тут Золотарев из крепких объятий нареченной и опрокинул ее навзничь.

— Возьми… — шептали ее губы.

— Хочу! — кричало ее тело.

— Быстрей! — глаза ее молили.

И вошел в нее Петр, и вскричали они вместе, да так, что не было на свете никого, который бы не услышал этого. Произошло Великое Соединение — Петра и Марфушки, душ и тел, огня и воды, неба и земли. И возрадовались велико ящерки, вознесли они хвалу хозяевам своим, и было это все невиданно и неописуемо. Что пытаться объяснить рассвет слепому, а пение соловья — глухому?

…Все быстрее двигались их тела — слаженно как ничто на свете, все более охватывало их счастие и желание, томление и сладострастие, все ближе и ближе придвигался взрыв…

И вот он!

Будто огромный шар — ослепительно белый, полыхающий и искрящийся с жутким треском и неимоверным грохотом разорвался в голове Золотарева. Его с силой подбросило, скрутило, а затем, как какую-то суперпружину выбросило куда-то далеко вверх, в заоблачные дали, прямо в безвоздушное пространство, разметав на многие миллионов километров вокруг. Сознание его затрепетало и на мгновение померкло, но тут же вновь обрело удивительную ясность и четкость.

Они неслись вместе — Петр и королева ящерок. Он был в полном восторге. Такого он не испытывал еще никогда! Земля, такая близкая и одновременно далекая, милая и родная, вызывала в душе щемящую грусть и радость, тоску и распирающую грудь гордость. Ярко переливаясь голубым, желтым и коричневым, а за линией терминатора становясь иссиня-черной, в еле заметных огоньках больших городов, планета величественно проплывала под ними, красуясь, словно столичная модница. Вот мелькнуло несколько коммуникационных спутников связи, а вот и пилотируемая станция, кажется, французская. Слева пронеслась полная Луна, вся в темных пятнах «морей» и оспинах кратеров.

Они набирали скорость, оборачиваясь вокруг планеты.

— Тебе нравится? — игриво спрашивала королевна Золотарева, порхая легким газовым облачком у его головы.

— Да!

— И это еще не все.

— О, да!..

— Ты заслужил…

— О, моя Марфушка!

— Так знай же: я — Саламандра!

— Да, Марфушка, ты — Саламандра!

..И вот они уже во много-много раз превысили световую скорость, они стали огромными, как сама Вселенная. Они вобрали в себя галактики, пылевые туманности и черные дыры. Вместо глаз — шаровые скопления, вместо ресниц — Млечный Путь. Они жонглировали планетами, они кидались красными гигантами и вдыхали межзвездный газ. Играясь, они с легкостью создавали галактики и вновь разрушали их. Они видели цвета, которых никто до этого не наблюдал. Они гладили против шерсти квазары, они вытряхивали пыль из звездных систем и загорали в самом Центре. Они грели руки у вспыхнувшей недавно Сверхновой. Они создавали могучие цивилизации из горстки примитивных амеб. О них складывали мифы и легенды, песни и стихи, им поклонялись, им приносили многочисленные жертвы в великолепных храмах. Ради них завоевывались галактики. Им посвящали многотомные труды теологи и физики. Им подвластно было само Время. Они были всемогущи, и, казалось, это никогда не кончится. Безумный, неистовый восторг переполнял Золотарева, ибо он был ВСЕМ, и ВСЕ было им. Даже Саламандра. Едино и неделимо, ежесекундно и навечно. Аминь.

* * *

Через пару дней ящерки донесли весть, что в окрестностях дворца снова появились чужаки.

— Это сарацины! — заламывая руки, стонала Марфушка. — Они ищут то самое чудище лесное, беса-оборотня!.. Если найдут мертвого, беда нам всем будет большая, непоправимая. А не найдут его вовсе — все равно к нам заявятся. Почитали они его, видишь, сильно, за талисман держали у себя. Даже не знаю, что и делать.

— Не гоже нам прятаться, словно мыши мы какие, — твердо отвечал ей на это Золотарев. — Сражусь с ними по честному. Защищу дворец. Защищу тебя, Марфушка! Авось, сгодится-то меч-кладенец.

— Не ожидала я от тебя другого ответа, — говорит царевна. — Иди на закате. Но помни: никто не должен остаться в живых, а не то на месте одного десять новых встанут. И беспощадные рыцари, летающие на драконах, боевое колдовство всесильное пытающие, появятся. Тогда совсем плохо. Не совладать уже будет тебе с таким войском… А сейчас их там только четверо. Сразишь их — много силы во мне прибавится, сильна я буду. Не справишься — не пеняй на себя. Сгину я.… Сгинешь ты…