— Отойди, апотекарий, — огрызнулся Тсу'ган, внезапно рассердившись и тяжело дыша. — У тебя нет причин меня задерживать.
Холодные глаза Фугиса рассержено сверкнули.
— У меня есть все причины. — Апотекарий внезапно выбросил руку, ослабевший Тсу'ган не успел его остановить, и тот стянул плащ и капюшон с сержанта, обнажив воспаленные багровые шрамы на нижней части груди.
— Шрамы свежие, — осуждающе произнес Фугис. — Ты их обновил.
Тсу'ган попытался возразить, но теперь уже было поздно спорить.
— И что с того? — Он скрипнул зубами от ярости, одновременно пытаясь прогнать слишком медленно уходящую боль.
Апотекарий посуровел:
— Что ты делаешь с собой, брат?
— То, что должен, чтобы продолжать действовать! — Злоба Тсу'гана резко сменилась смирением. — Его убили, Фугис. Убили хладнокровно, как тех бедолаг, что привели нас в Аура-Иерон.
— Нам всем его не хватает, Тсу'ган. — Теперь настала очередь Фугиса сменить настроение, хотя, вместо того чтобы смягчиться, его взгляд, казалось, стал еще холоднее и отрешеннее, словно вновь ожило его собственное чувство тяжелой утраты.
— Но тебя там не было, когда он умер, брат. Ты не собирал его доспехи и останки, иссушенные так, что даже твое мастерство не смогло бы возродить его в другом теле.
Тсу'ган говорил об уничтоженных прогеноидных железах Кадая. Эти органы располагались в шее и груди космодесантника. Извлеченные при помощи умения, которым в совершенстве владели только апотекарий, эти железы могли быть использованы для создания нового Саламандра. Но трагическая смерть Кадая лишила Саламандр даже столь малого утешения.
Фугис помолчал, решая, как поступить.
— Ты должен явиться в апотекарион. Там я займусь твоими ранами, — велел он. — Я могу вылечить поверхностные ожоги, но бездну боли внутри тебя я убрать не в силах. — На мгновение взгляд апотекария смягчился. — Твоя душа в смятении, Тсу'ган. Так продолжаться не может.
Тсу'ган натянул плащ и измученно выдохнул. При этом под левым глазом у него дрогнула нервная жилка.
— Что я должен сделать, брат? — спросил он.
Ответ Фугиса был прост:
— Мне следует отвести тебя к капеллану Элизию и заставить исповедоваться в том, что ты сделал, а затем оставить ждать его решения.
— Я… — начал сержант, но потом смирился. — Да, ты прав. Но позволь мне сделать это самому, позволь мне самому пойти.
Апотекарий заколебался. Он прищурился, вновь испытующе взглянув на Тсу'гана.
— Хорошо, — согласился он наконец. — Но не затягивай, иначе мне придется помочь тебе это сделать.
— Обязательно, брат.
Фугис подождал еще секунду, затем развернулся и направился в комнату, где его ждал Кадай.
Тсу'ган двинулся в другую сторону, не замечая фигуры, что следовала за ним по темным коридорам зала Реликвий, той самой, что наблюдала за ним, когда он потерял самообладание у подножия алтаря-наковальни, и шла за ним от самой изоляторной камеры.
Обуреваемый горем, стыдом и болью, брат-сержант дошел до развилки коридора. Светильники-жаровни словно окрашивали коридор потусторонним свечением, но Тсу'ган не обращал на это внимания. На восток коридор вел в реклюзиам, там сержанту следовало дождаться капеллана и очистить свою отягощенную душу. На запад коридор возвращался в небольшую оружейную, где лежали доспехи Саламандра. Тсу'ган уже собрался повернуть на восток, когда ощутил на плече легкое прикосновение.
— Куда вы направляетесь, милорд? — послышался голос Иагона. — Ваши доспехи в другой стороне.
Тсу'ган повернулся. Иагон тоже был закутан в плащ. Капюшон он натянул так, что виднелся лишь острый нос и изогнутые книзу губы. Худощавая фигура Саламандра без доспехов выглядела еще более худой, из-за чего Иагон казался маленьким по сравнению со своим сержантом.
— Иагон, я не могу, — признался Тсу'ган. — Я должен просить наставлений у Элизия.
Он попытался двинуться дальше, но Иагон вновь взял его за плечо, на этот раз сильнее.
Тсу'ган поморщился:
— Убери руку, рядовой. Я твой сержант.
Лицо Иагона осталось невозмутимым, словно маска.
— Я не могу, милорд, — ответил он и еще сильнее сжал плечо сержанта.
Тсу'ган нахмурился и перехватил запястье Иагона. Несмотря на раны, он по-прежнему был невероятно силен, и теперь настала очередь Иагона выдать свои неприятные ощущения.
— Мне не хватит сил удержать вас, брат-сержант, но позвольте воззвать к вашей рассудительности, — попросил Иагон и отпустил плечо сержанта.
Тсу'ган выпустил его руку, рассерженное выражение сменилось просто недовольной гримасой. Иагон воспринял это как позволение.
— Отправляйтесь к Элизию, если так надо, — торопливо прошептал он, — но знайте: если вы это сделаете, вас разжалуют и заставят покаяться в содеянном. Хирургеоны-дознаватели будут резать и колоть вас до тех пор, пока не вызнают все до последней капли. И брат-капеллан узнает о вашем обмане…
— Я не обманывал никого, кроме самого себя, — огрызнулся Тсу'ган, собираясь уже развернуться, но Иагон остановил его.