Салют Победы

Ребята из Феодосийского десанта, которые ранеными попали в плен, готовились к побегу, и я попросила их взять в свою группу. Но побег не удался. Неожиданно увеличили охрану возле лазарета, нас заперли, в помещении поставили парашу. А на третий день всех выгнали и под конвоем с собаками сопроводили на вокзал. Погрузили в товарные вагоны – и на Севастополь. Через две недели нас погрузили на баржи на Одессу. Был шторм, волны перекатывались через нас. В ночь ударил мороз. Одежда вся обледенела, многие получили обморожение пальцев ног. Мне повезло: я ноги не простудила благодаря тому, что мне в тюрьме дал сапоги Виктор Николаевич (фамилию не знаю). Поддерживавших друг друга за руки, нас провели по всему городу. Люди бросали в колонну хлеб, папиросы. Немцы с собаками отгоняли толпу. Нас поместили в школу за городом. Одесситы нас очень поддержали: собирались десятидворками, готовили домашние супы и приносили нам, а мужчин снабжали папиросами. Немцы разрешали. Мы очень были благодарны местным жителям. Для Марийки, которая в тюрьме переболела плевритом, это была большая поддержка. Стали поговаривать, что нас отправят в Треблинку. На душе было тяжело. Проезжая по Украине, пели песни: «Прощай, любимый город», «В бой за Родину» – несмотря на запрет. Люди на станциях останавливались, кричали: «Крепитесь!» Мы оказались в Польше в городе Седлице. Здесь были лагеря военнопленных и отдельно лазарет. В лазарете находились раненые и военнопленные, которые были отправлены на заводы и шахты в Германию и получили там увечья. Врачи и сёстры были наши, русские, тоже военнопленные. Нил Иванович Мамонтов, Дмитрий Андреевич Пушкарь, Лидия Сергеевна Троицкая, Ксения Васильевна Шевцова, Наталия Сергеевна Рябцева. Получив назначение от врачей, медсёстры шли в бараки, где находились военнопленные. Женщины располагались в отдельном здании, на ночь нас закрывали на замок. Утром приносили завтрак: баланда из брюквы, кусочек хлеба с опилками. Часто приходили эсесовцы, поднимали всех, выгоняли во двор, а в бараках производили обыски. Говорили, что немцы очень боятся, чтобы не было связи с польскими партизанами, которые находились в лесу неподалёку.

В начале июля 1944 года партию военнопленных отправили в Люблин через Деблин. А к концу июля части Красной Армии подошли к городу Седлице. Были сильные бои, немцы несколько дней удерживали оборону. Поляки перерезали проволоку, и многие военнопленные решили бежать в лес, который находился где-то в километре от лагеря. Оказалось, что там залегли власовцы и всех перестреляли. К нам подошли части Красной Армии. Те, кто в состоянии были идти, вышли в строй. А больных, которых осталось 107 человек, и нас, пять медсестёр, обеспечили пайком, погрузили на машины и отправили до железнодорожной станции г. Барановичи. В Минске мы получили паёк и до г. Кирово Калужской области по дороге на обочине похоронили троих военнопленных. В г. Кирово мы прошли своего рода проверку. В сентябре 1944 года я получила пакет с документами и проездной до места назначения.

Я вернулась в Крым, на свою Родину, в Советский район. Зашла в районный военкомат, отдала пакет, встала на учёт и вернулась к родителям. Прошли годы, но до сих пор не зарубцевались раны, которые нанесла нам война. Много прекрасных людей нет с нами рядом, их могилы остались у чужих дорог, на берегах не наших рек, но мы их не забыли. Мы ничего не забыли и никогда не забудем. Сегодня эта память – оружие в борьбе за то, чтобы не было больше войн, а был мир и дружба между народами.

Михаил Вольфсон, ветеран войны

АЛИМЕ

Аккуратная дорожка, выложенная из серой плитки, ведёт от трассы к памятнику, у подножья которого в любое время года живые цветы. На чёрной мраморной плите – портрет красивой девушки.

Моя давняя знакомая Т. И. Строгонова хорошо знала её – разведчицу Приморской армии – Аню или ещё Софью, а настоящее её имя Алиме Абденнанова. Тамара Игнатьевна её часто встречала в райисполкоме, где Алиме работала секретарём-машинисткой.

– Она была, – рассказывает Строгонова, – невысокого роста, плотненькая, подвижная, с удивительно красивыми глазами. По воскресным дням комсомольцы устраивали в маленьком клубе танцы, диспуты. Мой брат любил с ней выступать в конкурсных танцах. Брат погиб на фронте, а судьба Алиме сложилась ещё более трагично. Последний раз мы встретились в Старокрымской тюрьме. Девушка приложила палец к губам: дескать, не знаешь меня. Молчи. А что было говорить фашистским палачам? Нас обеих ждала смерть. Если бы Алиме не отправили в Симферопольскую тюрьму, её, возможно, спас бы партизанский отряд Вахтина.