Читаем Салтыков. Семи царей слуга полностью

— Отчего ж нельзя, ваше величество? Эвон в октябре прошлом под Гохкирхом союзники наши разбили Фридриха преизрядно.

— Вот они-то разбили. А мы?

— Потому-то и разбили его, матушка, они в октябре, что мы его обескровили в августе. Да, да, именно поэтому. Он под Гохкирх обессиленный явился. И получил по зубам.

— Там, слышала я, и маршал Кейт погиб.

— Царствие ему небесное, — перекрестился Салтыков. — Добрый солдат был.

— Что-то вы супротивников все хвалите, Петр Семенович, — улыбнулась Елизавета.

— Так ведь не зазря, матушка. У того же Кейта я в подчинении обретался, видел в бою его. Орел! Обидно, конечно, что под чужие стяги улетел. Но что делать? Се ля ви, как говорят французы.

И даже намеком не осмелился Салтыков сказать, из-за кого «орел» улетел под чужие стяги, пусть сама догадывается.

— Значит, вы считаете, что короля прусского можно побеждать, Петр Семенович?

— Любого можно, ваше величество, победить, ежели с умом к делу подойти. Перехитрить, ежели. Он ведь Фридрих-то оченно хитер, его на арапа не возьмешь, помозговать надо.

— Вот вы и попробуйте. А? Петр Семенович?

Салтыков смутился, пришел отказываться, а угодил, как кур во щи, вроде сам напросился. Сказал смиренно:

— Как прикажете, ваше величество.

— Я посоветовалась с Конференцией, и решили вас назначить главнокомандующим в армию.

— А как же Видим Вилимович?

— У него не получается что-то. Пишем ему, ступайте к Одеру, воюйте. А он ни с места.

— Так ведь зима, ваше величество, куда ж идти? Коней-то чем кормить? Вот в мае трава высыпет, тогда другое дело.

— И вы не поведете?

— Зимой и я не поведу, — твердо сказал Салтыков, в душе радуясь: сейчас, мол, отмотаюсь от главнокомандования.

Однако императрица, вздохнув, неожиданно согласилась:

— Вот видите, вы мне открыли глаза. А Фермор пишет: не пойду, и все. Нет, чтоб объяснить. А ведь все просто: травы нет, не снегом же коней кормить.

«Ой лукавит матушка-то, ой лукавит. Гляди-тко, ровно вчера народилась, того не ведала, чем коней кормят». Однако сделал вид, что поверил ей. Решил сделать последнюю попытку:

— Я согласный, ваше величество, но не сейчас.

— А когда же?

— Сейчас зима. Вилим Вилимович с армией на зимних квартирах на Висле, все у него отлажено с провиантом, с доставкой, с обучением рекрутов. Зачем же мне вламываться в столь стройный механизм? С чего ради?

— Вы так считаете?

— Да, ваше величество. Получается, что я на готовенькое явлюсь. Совестно даже.

— Экий вы совестливый! — засмеялась Елизавета Петровна и не смогла отказать вскормленнику отца: — Ладно. Будь по-вашему, Петр Семенович. Поедете в мае, когда трава высыпет. Уж тогда спрошу с вас. За все спрошу.

— Спасибо, ваше величество, за душевность вашу. Спасибо. Сослужу, не обидитесь.

Выходя из дворца, радовался Петр Семенович. Во-первых, от того, что с ее величеством посчастливилось свидеться, не всякий день такое случается. Ну, а во-вторых, удалось хоть на время отдалить назначение. А к маю, глядишь, передумают.

Дома на вопрос супруги «Зачем звали?» признался:

— На главнокомандующего сватают, мать.

— Ну и согласился?

— Дык куда денешься, назвался груздем…

— Червив груздь-то, — усмехнулась Прасковья Юрьевна.

— Эдак, эдак, — согласился добродушно Петр Семенович. — Отговорился до мая обождать, може, кого помоложе отыщут.

Однако через неделю повезли Салтыкова молодому двору представлять. Тут уж он не стал и кавалерии надевать, явился в своем ландмилицейском мундире.

Великая княгиня, как и императрица, справилась о здоровье и, получив удовлетворительный ответ, спросила вдруг:

— А не страшно браться за сие?

— Страшно, ваше высочество, — неожиданно признался генерал. — Да куда денешься, назвался груздем, полезай в кузов.

Петр Федорович смотрел на нового кандидата в главнокомандующие почти с нескрываемым недоброжелательством.

— И вы думаете воевать с королем Фридрихом?

— Придется, ваше высочество.

— Ну-ну… — многозначительно обронил великий князь.

А когда Салтыков, откланявшись, удалился, Петр сказал своей жене:

— Ничтожество. Такого король одним ногтем, как клопа, раздавит, — и засмеялся, довольный своим остроумием.

11. Вступление в должность

Губернатор Кенигсберга генерал-поручик Корф очень любезно встретил нового главнокомандующего.

— Ваш приезд, ваше сиятельство, надо отметить торжественным ужином, — сказал сразу после обмена приветствиями.

— Ради бога, голубчик, ничего этого не надо.

— Но почему? — удивился Корф.

— Я еще не заслужил этого, — улыбнулся Салтыков. — Давайте лучше поговорим о деле. Как мне сказали, вы отвечаете за снабжение нашей армии продовольствием и снаряжением.

— Да, ваше сиятельство. Но беда в том, что никто из командиров дивизий и полков не считает нужным сообщать мне о своем передвижении. И я часто не знаю, куда мне отправлять обоз с хлебом или снаряжением.

— А вы им писали об этом?

— Боже мой, я в каждом письме молю: куда отправить вам провиант? И никакого ответа. Отправляй хочь на луну.

— А в штаб армии сообщали?

— Да. Я писал в походную провиантскую канцелярию генерал-майору Дицу.

— И что?

— Он тоже не отвечает.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские полководцы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза