Сальватор

– Итак, я с вами прощаюсь, – сказал он. – И покидаю вас в твердой уверенности в том, что вы не станете соваться в этот осиный рой, не так ли?

– О, этого я вам обещать не могу. Скорее напротив, я полон решимости сунуться, как вы изволили выразиться, туда, где будет больше всего шума.

– Неужели таковы ваши намерения?

– Надо все увидеть для того, чтобы предвидеть.

– В таком случае, дорогой мсье Сальватор, мне остается только выразить надежду на то, что с вами не приключится ничего плохого, – сказал господин Жакаль и направился в прихожую, где он оставил свою шубу и кашне.

– Спасибо за добрые пожелания… – сказал Сальватор, провожая гостя. – И позвольте мне, в свою очередь, пожелать вам от всего сердца, чтобы и с вами не приключилось какой-нибудь неприятности в случае, если правительство станет жертвой собственного изобретения.

– Такова судьба всех изобретателей, – грустно произнес господин Жакаль перед тем, как покинуть дом.

Глава CXXI

Анданте революции 1830 года

В то время как господин Жакаль давал Сальватору свои отеческие наставления, парижане мирно гуляли по городу: кто-то с женами, кто-то с детьми, а кто-то и в одиночестве, как поется в славной песенке про господина Мальбрука. Никто не думал о плохом, хотя и о хорошем тоже никто не думал. И мысль о том, что может произойти в этот день, прохладный, но солнечный, никому и в голову не приходила.

Все покинули свои дома для того, чтобы понаслаждаться солнечным деньком, пусть и декабрьским.

Это было вполне естественным желанием людей, всю неделю проводящих во мраке.

Но вдруг по бульварам, по набережным, по Елисейским Полям прокатилась весть: «Правительство потерпело поражение».

Но кто же был победителем? Да сама толпа.

И толпа, обрадовавшись своей победе, принялась позорить побежденного.

Сначала вполголоса.

Люди начали издеваться над правительством, насмехаться над ним. Они высмеивали иезуитов, длинные одежды и одежды короткие. Жалели короля. Обвиняли его окружение.

– Во всем виноват господин Виллель, – сказал один.

– Во всем виноват господин де Пейроннэ, – сказал другой.

– Во всем виноват господин де Корбьер, – сказал третий.

– Во всем виноват господин де Клермон-Тоннер, – сказал четвертый.

– Во всем виноват господин де Дама, – сказал пятый.

– Во всем виновата Конгрегация, – сказал шестой.

– Все вы ошибаетесь, – сказал какой-то прохожий. – Во всем виновата монархия.

Эти слова озадачили толпу и испугали.

Куда можно было дойти с этой мыслью: «Во всем виновата монархия!»

Этого не знал никто. Отсюда и испуг.

Люди близорукие, когда у них разбиваются очки, всегда боятся куда-нибудь упасть.

А буржуа, о которых мы ведем речь и которых сегодня больше, уже, возможно, нет, все были близоруки.

Эти слова: «Во всем виновата монархия» – разбили их очки.

Какой-то человек с улыбкой стоял в стороне: это был Сальватор.

Может быть, это он произнес столь чудовищные слова?

Поскольку сразу же после ухода господина Жакаля он надел пальто и отправился гулять неподалеку от ворот Сен-Дени.

Накануне, увидев, что оппозиция завоевала в Париже подавляющее большинство мандатов, он спешно созвал различных руководителей масонских лож. Несмотря на срочность созыва совещания, пришли все. Можно было подумать, что оно было назначено заранее, поскольку все ждали его с большим нетерпением.

Народу собралось довольно много.

Одни говорили:

– Настало время действовать!

– Мы готовы, – отвечали на это большинство из собравшихся.

Речь зашла о неизбежности революции.

Но Сальватор грустно покачал головой.

– Но, – заявили самые горячие, – разве большинство в Париже не означает того, что мы имеем большинство во всей Франции? Париж – это ведь мозг страны, который думает, принимает решения, действует! Теперь у нас появилась великолепная возможность. Париж поднимется, а провинция его поддержит.