Сам

Фэйхоа не могла не помалкивать потому, что за Курнопаем была правота невознагражденного человека, отправленного в красивую ссылку. Вполне вероятно, Фэйхоа стала бы подводить итог их встрече с Болт Бух Греем, если бы не боялась вылепить Курнопаю, что нельзя пускаться в откровенность с правителем, которому под любым

соусом

не терпится вымогать у собеседника хвалу, пусть она даже лукава. Осторожничая не ради себя — чтоб уберечь Курнопая от разочарования — оно вконец подорвало бы его, — она все охотней склонялась не без отрады к перемене судьбы. В питомнике гарема, в Сержантитете и среди его обслуги низовая жизнь представлялась мелкой, отмеченной бледной немочью тела и бескультурьем, чуть ли не крушением желаний. Она соглашалась, распространяя это на существование бессонных роботов, какое испытала самолично. Однако, судя по воспоминаниям Каски с товарками о семейном укладе в досержантскую эпоху, у них в супружестве было достаточно любви, возможностей для удовольствий и развития. Проникновенные запечатлелись ей разговоры о материнстве, которые вели женщины в минуты просветов перед очередным уколом антисонина, отчего в ее сердце копилось неприемлемое впечатление, будто источником всезаменяющего, для кого-то небесного счастья являлись для них не мужчины, а дети. Некоторые штамповщицы, когда замечали удивление в глазах Фэйхоа, уверяли ее в том, что удовольствие от детей и сравнивать-то ни с какой другой усладой нельзя. От мужиков, от молитвенных торжеств в соборе, от праздников, от кино, от лакомств — наслаждения пролетные: скользнули, и нету. От детей удовольствие аж ни на часик не прекращается, уснешь, намаявшись за день, и во сне-то в душе словно ангельское пение. Лишь теперь начинала преодолевать Фэйхоа влияние этиков, историков, сексологов, еженедельно навещавших с учебными целями воспитанниц питомника. Они внушали им, что в основе всемирных человеческих отношений, как локально-частных, так общественно-социальных, лежит фрейдистская психоструктура. Она всеосновна, всеценна, всеохватна. Ни в чем и ни в ком нет причинности, не зависящей от сексуального чувства. Вершиной сексуального самозабвения в немыслящей среде считалось совокупление богомолов. Самец знал, что после доставленных им самке удовольствий она съест его, и тем не менее не уклонялся от полового рвения, и это, кстати, не мешало ему испытывать равноподобные с нею удовольствия. Самка знала, что, закусив самцом, лишит себя грядущих страстей, и все-таки всласть пожирала самца, мужской знак которого продолжал находиться в глубине ее женского знака.

Сексуальным самозабвением для людей, в особенности для женщин, наставники считали время, когда люди, в особенности женщины, выходили сферой оргазмов за пределы восприятия себя как нравственных существ, без чего недостижимы взлеты на пик телесной свободы и рафинированного наслаждения. Сейчас, желая понести, Фэйхоа лелеяла в своих чувствах не то, что будет испытывать в пору близости с милым Курнопаем, а то, чтобы совершилось зачатье. Через то, что открылось Фэйхоа от женщин на заводе, и, самое главное, через невольную определенность самовосприятия, у нее складывался вывод, что фрейдистской психоструктурой сексуальности с ее вымышленной всеосновностью, всеценностью, всеохватностью подменили первопричину и первоцель отношений мужчина — женщина, установленных Природой ли, Богом ли не для исторжения безбрежных наслаждений — ради продолжения рода человеческого. Как ловко под культом секса — внелюбовен он, конечно, — спрятали продолжение рода и родительских чувств. А вот для чего? Не только же для наслажденчества, доводимого до размывания человеческого «я», где личностное теряет свои признаки, деградируя до аморфной плотской стадности? Тут, по всей вероятности, подмена многомерного смысла жизни одной из ее чувственных ценностей. Но опять же для чего? Неужели для того, чтобы человек и человеческое самообесценивались в собственном мнении, теряющем этику разума? Такого человека и такое человечество проще простого вести и приводить туда, куда заблагорассудится? Неужели существование людей, начавшееся для жизни ради жизни, то есть без измышленных в процессе исторического развития целей, подводится (кем? людьми ли только?) к циклу, единому с изначальным циклом: к бесцельности, которая оканчивается ничем, чтобы слиться с галактическим ничто?

15

Бабушка Лемуриха запаниковала бы, если бы они не скрыли от нее то, как закончилось погружение к священному автократу. Курнопай, едва она забеспокоилась, заподозрив что-то неладное, сказал ей, что внук не изменил себе и не уронил ее достоинства, но что это имеет значение лишь для него с нею и для Фэйхоа, ибо Болт Бух Грей был заслонен от чьего бы то ни было поведения мистическим ужасом из-за обнаруженного им домового, а также проблемой Бога, не замененного, оказывается, САМИМ и не ликвидированного революцией сержантов.