Сама невинность

Спор не продлился долго, всего минуту или две. Разгневанный коротышка куда-то ушёл, делавший записи мужчина заговорил с доктором, а Мик вернулся к Софи.

— Что случилось? — спросила она. — Мне показалось, что этот человек сильно разозлился из-за меня.

— Ну, это был мой начальник. Он думает, что такой молодой женщине, как вы, не следует находиться на месте преступления.

Здесь скрывалось нечто большее. Софи открыла рот, но прежде чем она успела спросить о настоящей причине спора, Мик вновь заговорил:

— Вы были правы, Джека убили выстрелом в голову. Похоже, что из оружия небольшого калибра — как раз из такого стреляли в меня.

Софи кивнула.

— Когда у меня было видение, я успела заметить отверстие в его шляпе. Именно так я и поняла, что в него стреляли.

— Вы также были правы и насчёт другого, — Мик глубоко вздохнул и посмотрел ей в глаза. — Его сердце вырезали и забрали.

Протянув руку, Софи приложила ладонь к его щеке. Она чувствовала его боль. Но Мик отодвинулся.

— Это было достаточно хорошо проделано, — продолжил он, и рука Софи опустилась. — Быстро и аккуратно, так мог сработать хирург. Сердце вырезали уже после смерти Джека. Но зачем было это делать? С какой целью?

Софи знала причину:

— Это послание.

— Какого рода послание?

— Сердце — это символ любви, доброты и нежности. Убийца забрал его, чтобы таким образом сообщить, что у убитого не было сердца. Не было милосердия. Сострадания. — Она откашлялась. — Мик, есть ещё кое-что.

— Что?

— Убийца не закончил.

— Я боялся, что вы это скажете.

Когда Софи вернулась в дом на Милл-стрит, был уже около часа ночи. Она пожелала доброй ночи молодому констеблю, который, следуя указаниям Мика, отвёз её домой в экипаже. Софи вошла в тёмный, тихий дом. Было ясно, что все постояльцы и слуги давным-давно легли спать.

Она на ощупь потянулась за лампой, которую Гримсток обычно оставлял около двери на тот случай, если Софи и её тётушка будут поздно возвращаться с какого-нибудь светского мероприятия. Но лампы там не оказалось. Разумеется, Гримсток ждал их возвращения ещё только через несколько дней. Прикусив губу, Софи переминалась с ноги на ногу около входной двери. Воспоминания о том, что случилось сегодня, о том, что она видела, заставляли её ещё больше бояться темноты. Как бы ей хотелось, чтобы Мик был рядом! Если бы он был здесь, она почувствовала бы себя в безопасности.

Глупо бояться темноты, строго сказала сама себе Софи, и, сделав глубокий вдох и задержав дыхание, взбежала по лестнице на второй этаж. В её спальне не было света, но около кровати всегда стояла лампа и лежали спички. Только после того, как она зажгла огонь, Софи вновь задышала, жадно хватая воздух открытым ртом, пока, наконец, её сердце не стало биться в нормальном ритме, а сама она немного не успокоилась. Но даже раздевшись, облачившись в ночную рубашку и забравшись в кровать, она чувствовала себя замёрзшей и испуганной.

Софи обняла подушку и крепко прижала её к себе. Она мечтала, чтобы Мик был здесь, чтобы он обнимал её. Но его не было. Она страдала, ей хотелось плакать, но плакать она не могла. Она была измучена и хотела спать, но и заснуть ей не удавалось. Всё, на что она была сейчас способна, это лежать под одеялом и гадать, почему такие страшные вещи происходят на свете.

Проворочавшись в постели полчаса, Софи так и не сумела расслабиться и уснуть. Она могла думать только об этом бедняге Джеке Хоторне и его жене и детях. Она знала, что у него осталась семья.

Софи встала, надела тапочки, взяла лампу и спустилась вниз. Она отправилась туда, где на протяжении многих бессонных ночей ей удавалось успокоиться, где её многочисленные ночные кошмары исчезали без следа, где ей удавалось перестать думать обо всех тех пугающих вещах, которые она часто видела во сне. Софи отправилась в оранжерею.

Она зажгла все газовые светильники и огляделась, ища себе занятие. Пока её не было, Гримсток поливал растения, но на протяжении последних нескольких недель она мало уделяла внимания своим питомцам — как здесь в оранжерее, так и в саду.

Софи решила, что пересадка пальм является самой важной задачей из того множества вещей, которыми она могла бы заняться. Она закатала рукава ночной рубашки, надела фартук и принялась за работу.

И хотя дом принадлежал тётушке Вайолет, оранжерея была вотчиной Софи. Она заслужила её, вернув ей былую славу, взращивая растение за растением.

Конечно же, она любила и сад, но именно сюда она сбегала, когда её снедало беспокойство. Софи работала среди хрупких растений и цветов, вслушивалась в успокаивающее журчание фонтана и ужас случившегося, ужас того, свидетельницей чего она стала, начал потихоньку отступать.

— Софи?

Услышав голос Мика, девушка выглянула из-за высокой пальмы, которая стояла на рабочем столе, но оранжерейные деревья и кустарники не давали ей увидеть инспектора.

— Я здесь, — откликнулась девушка, и через несколько мгновений он нашел её.

— Есть какие-нибудь новости? — спросила Софи, как только он появился между двумя мраморными колоннами, увитыми кампсисом укореняющимся[78].

— Нет.