Самая дорогая бутылка в мире

— Но к чему подобные рассуждения, если я ни разу не встретил человека, который не только слышал о нем, но и пробовал? Я хочу, чтобы мои статьи основывались на мнении современных ценителей. Каждый из опрошенных мной знатоков вин знает о знаменитом «Сент-Оэне», но никто никогда даже не видел бутылку. Просто катастрофа, что от этого сорта — возможно, самого замечательного из всех, какие только появлялись на свете — осталась только легенда. Если бы на Земле сейчас существовала всего одна-единственная бутылка…

— Но почему вы так уверены, что ни одной не осталось?

— Почему? — Де Марешаль позволил себе соболезнующую улыбку. — Да потому, мой дорогой Драммонд, что такое попросту невозможно. Я сам недавно побывал в Сент-Оэне. В записях винодела значится, что в 1929 году изготовлено всего сорок дюжин ящиков. Считайте сами. Жалкие сорок дюжин, которые разошлись по свету с 1929 года по наши дни! Тысячи ценителей жаждали получить хоть одну бутылку. Уверяю вас, последнюю отведали давным-давно!

Я вовсе не хотел откровенничать, но эта снисходительная улыбка вывела меня из себя.

— Боюсь, тут вы немного ошиблись в своих расчетах, мой дорогой де Марешаль. — С каким удовольствием я сейчас поставлю его на место! — Дело в том, что в настоящий момент бутылка «Нюи Сент-Оэна» хранится в подвалах принадлежащей мне компании.

Как я и ожидал, такое заявление потрясло моего гостя. У него отвисла челюсть. Он в немом изумлении уставился на меня. Потом подозрительно нахмурился.

— Вы шутите, — произнес он наконец. — Конечно же, шутите! Несколько секунд назад признались, что никогда не пробовали «Сент-Оэн». А теперь говорите…

— Чистую правду. После смерти моего компаньона в прошлом году я нашел бутылку среди его личных вещей.

— И у вас никогда не возникало искушения открыть ее?

— Возникало, но я ему не поддался. Вино слишком старое. Какое невыносимое разочарование — открыть его и увидеть, что оно уже погибло.

— О нет! — Де Марешаль хлопнул ладонью по лбу. — Вы янки, мсье, вот в чем ваша беда. Так может говорить только американец, унаследовавший извращенное удовольствие от пуританского самоограничения. Должно же было случиться, чтобы единственная в мире бутылка «Нюи Сент-Оэна» 1929 года попала в руки такому человеку! Это недопустимо. Совершенно недопустимо. Мсье Драммонд, мы должны договориться. Сколько вы хотите за ваш «Сент-Оэн»?

— Нисколько. Он не продается.

— Но вы просто должны его продать! — почти выкрикнул де Марешаль. Потом с видимым усилием взял себя в руки. — Послушайте, я буду с вами откровенным. Я небогат. Бутылку купят за тысячу, или даже две тысячи франков; я столько выложить не в состоянии. Но я близко знаком с человеком, который может принять любые ваши условия. Мсье Кирос Кассулас. Вероятно, вы слышали о нем?

Поскольку Кассулас считался одним из богатейших людей в Европе, перед которым снимали шляпу прочие магнаты, трудно было не знать о такой персоне, несмотря на его усилия вести замкнутый образ жизни, о которых подробно писали в прессе.

— Конечно.

— А вы знаете, что интересует его больше всего?

— Боюсь, что нет. Судя по газетам, Кассулас — довольно загадочная личность.

— Это фраза, специально придуманная журналистами для очень богатых людей, не желающих выставлять напоказ свою личную жизнь. Нет, нет, в ней нет ничего скандального. Видите ли, мсье Кассулас — фанатичный любитель вин. — Де Марешаль многозначительно подмигнул. — Вот почему я сумел убедить его основать наше общество «Сосьете де ла кав» и приступить к изданию журнала.

— И назначить вас его редактором.

— Да, верно, — спокойно произнес де Марешаль. — Естественно, я благодарен ему за это. Он же, в свою очередь, благодарен мне за квалифицированные советы относительно лучших сортов вина. Строго между нами, когда мы впервые встретились, на него было просто грустно смотреть. Человек, не имевший каких-либо слабостей или пристрастий, неспособный наслаждаться литературой, музыкой, вообще искусством. Требовалось заполнить чем-то пустоту в его жизни. И я решил проблему в тот день, когда посоветовал ему развивать прирожденное умение определять на вкус лучшие вина. С тех пор поиски самых благородных сортов стали для него настоящим путешествием в страну чудес. Сейчас, как я уже говорил, он стал фанатичным ценителем. Он сразу поймет, что ваша бутылка «Нюи Сент-Оэна» по сравнению с другими винами — то же, что «Мона Лиза» рядом с картинами заурядных живописцев. Понимаете, что это значит для вас как для делового человека? С ним трудно торговаться, но в конце-концов он заплатит две тысячи франков. Поверьте мне на слово.

Я покачал головой.

— Могу только повторить, мсье де Марешаль — вино не продается. Ни за какие деньги.

— А я настаиваю на том, чтобы вы его оценили.

Это было уже слишком.

— Хорошо, — сказал я. — Тогда бутылка стоит сто тысяч франков. И никаких гарантий, что вино еще не погибло. Ровно сто тысяч.

— Ах так, — злобно процедил де Марешаль. — Значит, вы действительно не хотите ее продать. Но вести себя, как собака на сене…