Самая шикарная свадьба

Я задумалась. Меня взволновало странное поведение Мисс Бесконечности – еще не было такого, чтобы она отказывалась от моего визита. «Старуха что-то затеяла, – решила я. – Только бы вот знать, что именно!»

– Машенька, птичка моя, что-то случилось? – голос Власа был переполнен нежностью.

– Да нет, – рассеянно ответила я и снова задумалась.

– И все-таки мне кажется, что-то случилось, – настаивал он, будто бы ему очень хотелось, чтобы на самом деле что-нибудь произошло.

– Ничего не случилось. Просто я за бабушку беспокоюсь. Ты же понимаешь – восемьдесят восемь лет – это не шутка. Мы уедем, а она тут совсем одна останется.

– О! Это не проблема, я предупрежу родителей – они присмотрят за Верой Петровной, им все равно в выходные нечего делать, да и бабушка с удовольствием ее навестит.

– Спасибо. Нет, и все-таки я сегодня к ней съезжу, хоть она этого не хочет! – решила я и кинулась одеваться.

Влас вызвался меня отвезти к бабуле, и через полтора часа я уже поднималась в лифте к Мисс Бесконечности, держа наготове ключи. Влас же благоразумно решил остаться в машине на тот случай, если Зожоры дома. Около года назад он имел честь встретиться с ними, а это, откровенно говоря, удовольствие ниже среднего. Он тогда сопровождал свою бабушку на день рождения к Мисс Бесконечности и увидел Зожоров, когда они неожиданно появились в самый разгар торжества – Олимпиада, потянувшись за икрой, опрокинула на пол «стол» с закусками…

Наконец двери лифта раскрылись, я вышла на лестничную клетку, и вдруг снизу, этажом ниже, раздался до боли знакомый голос:

– А я тоже петь люблю! Я вообще, между прочим, в молодости в тысячном хоре пела! Правда, у меня слуха не было, а наш регент (Степан Мартыныч, помню, его звали) слышит, что кто-то фальшивит – ходит, бывало, между нами и прислушивается. Как только встанет возле меня, я начинаю рот раскрывать, а петь не пою. Так он и не понял, кто ему все портил! Хе! Хе! Мне очень не хотелось из хора-то уходить, очень уж я попеть любила. Степан Мартыныч даже говорил, что я подаю большие надежды, солисткой меня хотел сделать… – Узнав голос бабушки, я притаилась около мусоропровода и вся обратилась в слух.

– Я, Веровна Петрововна, хоть и по профессии зоотехник, на… Занимался, на, искусственным осеменением коров в колхозе, а вот люблю, на, романсы под гармошку горланить. Я из деревни даже гармошку, на

, с собой привез – жить без ее, родимой, не могу!

– Ты, Панкрат Захарыч, совсем в Москву-то?

– Какой там, на ! Это ж меня моя оглобля-Катька с Макаром сюда, на, отправили, а сами кажное лето у мене в деревне, на, отдыхают. Вишь ли, я ихнюю фатеру, на, пока их нет, сторожу. А на самом деле они не переносят меня, на, и сюда отправляют, а когда обратно приезжают, меня, значить, обратно, на

. Вот так! Детки-то!

– А жена-то где ж твоя?

– Схоронил я ее давно. Так бобылем и живу, на.

– А я – вдова! – с гордостью призналась Мисс Бесконечность и задумчиво добавила: – Да уж, детки… Мои тоже все меня бросили – по дачам разъехались. Теперь же у всех дачи-клячи! Все богатые стали! Вот и сижу одна. А внучка – говна кучка – та на море собралась!

Я не выдержала (мне не терпелось увидеть загадочного бабушкиного собеседника со странной манерой через слово употреблять частицу «на», явно пропуская слово, состоящее из таких звуков великого и могучего русского языка, которые в этических целях я обозначу как «икс», «игрек», «и» – краткая, и который всю жизнь занимался тем, что искусственно осеменял коров) и, сбежав вниз, спряталась за перилами. Я увидела поистине потрясающее зрелище (по крайней мере, меня оно потрясло до глубины души).

Мисс Бесконечность сидела на ступеньке в обстриженной шелковой сорочке, которую я купила для себя в тот роковой день, когда увидела Алексея Кронского и влюбилась в него с первого взгляда, но подарила бабушке на день рождения, потому что другого подарка тогда у меня попросту не было.

Итак, старушка сидела на ступеньке в сексапильной сорочке, соблазняя Панкрата Захарыча, неприлично оголив морщинистые плечи и дряблые руки; ее серебристо-седые волосы были лихо заколоты с двух сторон ядовито-розовыми прищепками для белья (прическа а-ля Скарлетт). Мисс Бесконечность любит повторять: «Я никогда не была красива, но всегда была чертовски мила!» – причем вторую часть фразы она произносит с гордостью и достоинством. Вот и теперь она была уверена, что чертовски мила, как и в то далекое время, когда фальшивила в тысячном хоре и мечтала о карьере солистки. Взгляды моей бабушки коренным образом расходятся с «королем голоштанных поэтов» – Франсуа Вийоном, который метко описал жалобы одной пригожей оружейницы по поводу того, какая она стала отвратительная в старости:

…Повисли руки, словно плети,

С мочалой сходствуют кудряшки,

Сгнил сад любви – там запах тяжкий,

Обмякли и пожухли сиськи,

И ляжки больше уж не ляжки,

А съежившиеся сосиски.