Самая страшная книга 2020

Чудо в другом, размышляла, трясясь в ЛАЗе, Алла. Почему наивные россияне, несущие к телевизорам банки с водой, безоговорочно верящие мошенникам вроде Чумака и Кашпировского, не прут сюда массово? Нет тысяч паломников, нет шумихи в падкой до сенсаций прессе, и весь выхлоп ограничивается статьей девяносто седьмого года, написанной неким Р. Карповым?

Мистика…

На Пролетарской в автобус ввалилась шумная троица. Пахнуло спиртным. Крашеная деваха отрывисто хохотала, дружок тискал ее ручищей в синих тюремных наколках. Третий, расхристанный, шапка набекрень, сосал «Балтику» из бутылки. Алла узнала его, втянула голову в плечи, решила выскользнуть на следующей остановке, пешком дойти…

Но мужик уже заприметил ее, пьяная ухмылка завяла. Он поплелся в хвост салона, пристроился на сиденье перед Аллой, вполоборота. Андрюшка – толстое брюшко, бывший ее муж.

– Ну, привет, Алл.

– Привет.

Противно было смотреть на подбитый глаз Андрея, дышать его перегаром, видеть седину в короткостриженых волосах. Тот парень, остроумный и робкий студент педагогического, в которого она влюбилась и за которого вышла замуж, давно испарился. На нее таращился мутными бельмами ходячий мертвец, напяливший восковую маску, дурную копию некогда любимого лица. Очередной минус обитания в маленьком городке – старых знакомых встречаешь чаще, чем хотелось бы.

– Как ты? Как живешь?

– Живу.

– Хорошо. – ЛАЗ подпрыгнул на колдобине, Андрей оплескал себя пивом, но не обратил внимания. Он так всматривался в бывшую жену, будто пытался разглядеть упорхнувшее счастье. Собрать из кусочков фотографию, где Вольновы наряжают елку и смеются. Подмывало плюнуть в него. – А мы день рождения празднуем, – сообщил Андрей, словно оправдывался за запах, за затрапезный вид, – я ж на работу устроился.

– Поздравляю, – холодно сказала Алла. Андрей лгал. Друзья докладывали, он промышлял кражей канализационных люков, получил условный срок.

Игла скакала по заезженной пластинке неловкой беседы.

– А ты как, Алл?

– Нормально.

За окном заблестели огни микрорайона, Алла поднялась.

– Малышка…

Будто бритвой по сердцу. Какая я малышка тебе, мудак?

– Я был на кладбище.

Не надо, пожалуйста.

– Красивый ты крест заказала.

Что ответить? «Спасибо»? «Ага»?

А крест и вправду красивый, гранитный. Под ним холмик, внизу, в мерзлом черноземе, дочурка их.

– Андрон, – окликнул собутыльник, – давай к нам, с бабой своей.

Нужно есть снег, чтобы смыть с языка горечь.

– Пока, малышка, – сказал грустно мертвец.

Алла опрометью выскочила из автобуса.

В тусклом солнечном свете кружились пылинки. Пепельное небо нахохлилось над рубероидом крыш. Коллега Вольновой строчила статью о миллениуме, кроме них двоих, никого не было в офисе «Полудня». Главред слег с пневмонией, дистанционно, из больницы, руководил процессом.

Алла сгорбилась на подоконнике, теребила телефонный провод и наблюдала, как детвора за окнами лепит кособокого снеговика. Виски ломило. Среди ночи опять кто-то звонил и молчал в трубку, она подозревала, что это Шорин наяривает, человек, чей автомобиль оборвал жизнь ее трехлетней дочурки. Два года пролетело, а он не уставал напоминать о себе. Словно мало Алле воспоминаний, комковатых, как падающая на крышку гроба земля.

Алла родилась под взрывы салютов в первые минуты семидесятого года. Через пару недель ей стукнет тридцать. В новое столетие шагнет одинокая измотанная, истерзанная тетка. И чудеса ей – что скакалка безногому инвалиду.

Палец сорвался с диска: снаружи первоклашка поскользнулась, распласталась на льду. Но сердобольная мама ринулась спасать ребенка, и Алла выдохнула. Повторно набрала номер.

– Квартира! – оповестил женский голос.

– Доброе утро, – Алла чиркнула в блокноте карандашом, обвела предоставленный Тюриной номер. – Я ищу Нину Рогачевскую.

На заднем плане лепетал ребенок. Женщина спросила после продолжительной паузы.

– А вы кем будете Нине?

– Никем. Я журналистка, издание «Сибирский полдень».

– Читаем, читаем, – сказала женщина и шикнула в сторону: – Нельзя, кака!

– Так вот, – кашлянула Алла, – я хочу задать Нине несколько вопросов.

– Хватит. Брось сейчас же, не то убью, – в трубке зашелестело. – Простите, это я не вам. Нина была моей соседкой, у нас телефон на блокираторе.

– Была?

– Не стало ее весной.

Алла прикусила кончик карандаша.

– Соболезную.

– Я тебя умоляю. Прекрати этот цирк, – в динамике грохнуло так, что Алла поморщилась. – Извините, – сказала женщина, – дети шалят. Что вы говорили?

– Как мне связаться с мужем Нины?

– Развелись они. Сыночек родился, и муж сразу убег.

Перед внутренним взором встал Андрей в заляпанной пивом дубленке.

– С кем же ребенок остался? – забеспокоилась Алла.

В трубке повисло молчание. Потом женщина заговорила, осторожно нащупывая слова.

– Там, милочка, такая история… страшная. Нина после родов ходила сама не своя. Боялась всего. Блазнилось ей разное. В марте она покончила с собой, в прорубь бросилась. Да не одна, а с сыночком своим долгожданным.