Саммерхилл — воспитание свободой

Будучи министром, я уничтожил бы все так называемые исправительные школы и вместо них создал бы колонии совместного обучения по всей стране. Одновременно я сразу организовал бы специальные центры подготовки, чтобы обеспечить колонии педагогами и вспомогательным персоналом. Каждая колония имела бы полное самоуправление. Персоналу не предоставлялись бы никакие особые привилегии. У них были бы те же еда и жилищные условия, что и у учеников. Ученики получали бы плату за выполнение любой общественно полезной работы. Девизом колоний служила бы свобода. Там не допускались бы ни религия, ни морализаторство, ни произвол власти.

Я бы исключил религию, потому что религиозная проповедь, пытаясь возвысить человека, на деле подавляет его. Религия видит грех там, где его нет, она верит в то, что человек волен в своих поступках, тогда как у некоторых детей, порабощенных собственными порывами, нет никакой свободной воли.

В воспитании чувств должна доминировать любовь, а не религиозное принуждение, не оставляя места никакой жестокости или несправедливости. Достижение этого идеала в колонии возможно только одним способом — предоставить молодых людей самим себе, освободив их от внешнего принуждения, ненависти и наказаний. Из опыта я знаю, что это единственный путь.

Педагогов учили бы быть на равных с учениками, не ставить себя выше их. Тогда педагоги избавились бы от ложного чувства собственного превосходства. Они бы исключили из методов воздействия на учеников сарказм, запугивание и были бы мужчинами и женщинами, наделенными бесконечным терпением, способными видеть далеко вперед, готовыми верить в конечный результат.

И даже несмотря на то, что нынешнее общество не позволило бы колонистам иметь полноценную интимную жизнь, совместное обучение юношей и девушек дало бы много ценного: привело бы к мягкости, естественным хорошим манерам, необходимому знанию противоположного пола, уменьшило бы интерес к порнографии и похотливое хихиканье.

Персонал характеризовала бы способность верить в учеников, обращаться с ними как с людьми, достойными уважения, а не как с ворами и разрушителями. В то же время сотрудники обладали бы развитым чувством реальности и не предлагали бы человеку «откусить больше, чем он может проглотить». Например, не назначали бы вора казначеем рождественского фонда колонии. Сотрудники всячески избегали бы соблазна читать нотации, понимая, что поступки значат гораздо больше, чем разговоры. Они обязаны были бы знать историю каждого правонарушителя, все его прошлое.

Интеллектуальному тестированию было бы отведено в колонии скромное место. Тесты не раскрывают жизненно важных возможностей ребенка и не способны правильно оценить его эмоциональность, творческие способности, оригинальность и воображение.

Общая атмосфера скорее напоминала бы лечебное, чем исправительное, учреждение. Подобно тому как ни один медик не морализирует с пациентом, больным сифилисом, так же и наши сотрудники не морализировали бы по поводу недуга, который мы называем правонарушением. Колония отличалась бы от больницы только тем, что в ней, как правило, не раздавали бы лекарств, даже и психотропных. Лечение достигалось бы только присутствием подлинной любви в окружающей среде. Персонал также должен был бы проявлять подлинную веру в человеческую природу. Конечно, там встречались бы и неудачи, и неизлечимые правонарушители, обществу по-прежнему приходилось бы бороться с ними, но они составили бы ничтожное меньшинство, в то время как большинство правонарушителей откликнулись бы на любовь, терпимость и доверие.

Скептикам я бы всегда напоминал рассказ Гомера Лейна о мальчике-правонарушителе, с которым он беседовал в суде по делам несовершеннолетних. Лейн дал ему банкноту в один фунт, из этих денег тот должен был оплатить свой проезд до соседнего городка. Лейн был абсолютно уверен, что мальчик привезет ему сдачу полностью. Так и случилось.

Я бы напомнил и об одном американском начальнике тюрьмы, который отправил заключенного, осужденного за воровство, в Нью-Йорк купить новое оборудование для тюремной обувной мастерской. Тот вернулся с полным отчетом о новых станках, которые он купил. Начальник спросил: «Почему ты не воспользовался возможностью сбежать в Нью-Йорке?» Преступник поскреб затылок: «Не знаю, начальник, наверное, потому, что вы поверили мне».

Тюрьмы и наказания никогда не смогут заменить веру в человека, способную творить чудеса. Для человека, оказавшегося в беде, такая вера означает, что кто-то относится к нему с любовью, а не с ненавистью.

Лечение ребенка

Излечение больше зависит от пациента, чем от терапевта. Среди тех, кто приходит к психотерапевтам, многие не излечиваются потому, что на поход к врачу их подвигли родственники. Если, например, мужу и удается убедить сопротивляющуюся жену обратиться к психоаналитику, она, вполне естественно, отправляется туда с неудовольствием. Мой муж считает, что я недостаточно хороша. Он хочет, чтобы меня изменили, и мне это не нравится.