Я никогда не говорю с детьми о математике. Лично я так люблю математику, что часто решаю геометрические или алгебраические задачки просто ради удовольствия.
Мое обвинение против математики состоит в том, что этот предмет слишком абстрактен для детей. Чуть ли не каждый ребенок ненавидит математику. Любой мальчик понимает, что такое два яблока, однако немногие могут понять, что такое X яблок.
Более того, мои претензии к математике такие же, как к латинскому и греческому языкам. Какой смысл преподавать квадратные уравнения мальчикам, которые будут чинить машины или продавать чулки? Это — безумие.
Я не верю даже в школьные уроки, разве что на них ходят исключительно по доброй воле. Обычай давать домашние задания отвратителен. Дети ненавидят домашние задания, и этого достаточно, чтобы их осудить.
Я полагаю, что мог бы выучить наизусть Коран, если бы знал, что в противном случае меня выпорют. Одним из результатов, конечно, было бы то, что я навсегда возненавидел Коран, того, кто порет, и себя самого.
Карандаш — замена пениса. Мальчику запрещали играть со своим пенисом. Лечение: постарайтесь убедить родителей снять запрет на мастурбацию.
Педагогика Александра Нилла
Если бы самого Александра Нилла спросили, каковы корни его философии образования, он, вероятно, ответил бы насмешливо резкое, что-нибудь вроде того, что он никогда не читал никаких философов и не считает, что это так уж необходимо для того, чтобы иметь собственную философию образования. Скорее всего, так оно и было — не читал и не считал. Нилл не был профессиональным философом, он хотел создать (и создал) школу, которая решительно противостояла (и до сих пор противостоит, теперь уже под руководством его дочери Зои) традиционной системе образования. Однако тем интереснее становится отыскать философскую традицию, в контекст которой адекватно, без насилия вписывалась бы позиция — философская, жизненная, педагогическая — этого единственного в своем роде автора и деятеля. Слово и дело у Александра Нилла почти неразделимы, но все же текст, слава богу, существует и сам по себе, его можно даже перевести на другой язык, над ним можно думать, извлекать из него уроки и искать исторические и философские соответствия. Вслушаемся еще раз — можно ли найти в истории философии аналог этой совокупности идей и этому стилю высказываний:
Так вот, мы взялись создать школу, в которой у детей была бы свобода быть самими собой. Чтобы сделать это, мы должны были отказаться от всякой дисциплины, всякого управления, всякого внушения, всяких моральных поучений, всякого религиозного наставления…