Самоанализ

В этой связи я хотела бы подчеркнуть одну идею, которая, правда, не относится непосредственно к самоанализу. Если аналитик не занимает авторитарной позиции по отношению к пациенту, но с самого начала показывает, что их деятельность – это сотрудничество, в котором аналитик и пациент активно работают для достижения общей цели, то пациент будет способен проявить собственные возможности в гораздо большей степени. Он утратит парализующее чувство беспомощности и не будет считать, что аналитик должен один нести всю ответственность, а научится отвечать инициативой и изобретательностью. Вообще говоря, аналитическое лечение развивалось от ситуации, в которой и пациент, и аналитик были относительно пассивны, к ситуации, в которой аналитик более активен, и, наконец, к ситуации, в которой обе стороны берут на себя активные роли. Там, где преобладает последнее настроение, можно достичь большего за более короткое время. Причина, почему я об этом здесь говорю, состоит не в том, чтобы продемонстрировать возможности сокращения сроков аналитической терапии, хотя это желательно и немаловажно, а в том, чтобы показать, как такая установка на сотрудничество может способствовать самоанализу.

Сложнее дать определенный ответ относительно возможностей самоанализа для тех, кто не имеет предшествующего аналитического опыта. Здесь многое, если не все, зависит от тяжести невротического расстройства. На мой взгляд, тяжелые неврозы должны быть в ведении специалистов: каждому, кто страдает от тяжелых расстройств, прежде чем браться за самоанализ, надо проконсультироваться у специалиста. Но рассматривая возможности самоанализа, неверно будет рассуждать главным образом в аспекте тяжелых неврозов. Без сомнения, они значительно уступают числом более мягким неврозам и различным невротическим проблемам, вызываемым прежде всего трудностями конкретной ситуации. Люди, страдающие от таких «мягких» расстройств, редко попадают в поле зрения аналитиков, но это не значит, что их проблемы не надо принимать всерьез. Их затруднения не только причиняют страдания и мешают в жизни, но и ведут к утрате ценной энергии, препятствуя проявлению наилучших человеческих качеств.

Я полагаю, что, если говорить об этих трудностях, опыт, описанный в главе об эпизодическом самоанализе, вселяет надежду. Люди, о которых там говорилось, имели небольшой – если вообще какой-либо – опыт аналитического лечения. Разумеется, они не слишком далеко продвинулись в своих попытках самопознания. Но нет никакой веской причины не верить, что с более широким распространением общих знаний о природе невротических расстройств и способах борьбы с ними попытки такого рода окажутся более успешными, – при обязательном условии, что этому не помешает тяжесть невроза. Структура личности при более мягких невротических расстройствах не столь ригидна, как при тяжелых неврозах, и даже в общем-то поверхностные попытки могут оказать значительную помощь. При тяжелых неврозах часто необходимо проделать немалую аналитическую работу, прежде чем будет достигнут какой-либо освобождающий эффект. При более мягких расстройствах одно только обнаружение бессознательного конфликта может стать поворотным пунктом на пути к более свободному развитию.

Но даже если допустить, что значительное число людей могут с пользой анализировать себя, проделают ли они целиком эту работу? Не будут ли всякий раз оставаться нерешенные или даже незатронутые проблемы? Мой ответ состоит в том, что завершенного анализа не бывает. И этот ответ дается не в духе смирения. Разумеется, чем большей степени ясности и чем большей свободы мы можем достичь, тем лучше для нас. Но идея завершенного человеческого развития представляется не только самонадеянной, но даже, по моему мнению, непривлекательной. Жизнь – это борьба и стремление, развитие и рост. И анализ является одним из способов, который может в этом процессе помочь. Конечно, его позитивные результаты важны, но и само это стремление обладает внутренней ценностью. Как сказал Гёте в «Фаусте»:

Лишь тот, кем бой за жизнь изведан,Жизнь и свободу заслужил[4].