Самое главное приключение

Когда весло прибыло, Лейн засунул лопасть глубоко в пасть чудовища и сильно нажал. Мешочек лопнул, и тяжелая маслянисто-зеленая жидкость. похожая на холодную смолу, потекла вниз на разлагающиеся остатки языка рептилии.

— Мне нужен образец, — воскликнул доктор, поспешно допивая бренди из своей карманной фляжки. — Оле, зачерпните-ка жидкость веслом. Я подержу фляжку, а вы налейте в нее наш напиток, как патоку.

— И каков приговор? — с любопытством спросил Дрейк, пока доктор аккуратно упаковывал фляжку с предполагаемым ядом.

— Точно сказать нельзя, пока мы не опробуем эту субстанцию на каком-нибудь живом существе. Тем не менее, я готов поставить на кон свою репутацию: при жизни эта скотина была ядовита, как полк гремучих змей.

— Значит, животное не похоже ни на одно доисторическое чудовище, известное науке?

— Оно отличается от них, как курица от гиппопотама. И так же, готов поспорить, обстоит дело со всеми остальными существами, которых мы видели на этом кошмарном пляже. Все они — новинки в своем роде. Для начала, большинство из них несоразмерно огромны и громоздки. Само по себе, однако, это не является чем-то из ряда вон выходящим. Такая ситуация могла бы возникнуть, скажем, в стаде рогатого скота. Представьте, что все животные в стаде страдают одним и тем же заболеванием определенных желез — тех, что регулируют рост. Тогда они все были бы гигантами и все-таки оставались бы созданиями естественными. Здесь же мы видим ненормальность в гораздо более радикальном смысле.

— Но, — возразила Эдит, — некоторые из них очень похожи на реконструкции в твоих книгах об окаменелостях.

— В том-то и заключается самая странная часть всего этого потустороннего сна. Они похожи на плохие копии, неудачные имитации, если хотите, тех огромных зверей, чьи кости мы высекаем из скал от Вайоминга до Патагонии. Природа, должно быть, была пьяна, одурманена наркотиками или спала, когда позволила этим противоестественным животным созреть. Каждое из них, до последнего — урод. Мы словно оказались среди развалин всех уродств нации.

— Все это кажется мне невыразимо отвратительным и угнетающим, — поежилась Эдит. — И эти маски начинают становиться бесполезными.

— Отвратительным? Угнетающим? Да это же просто рай!

— Тогда я хотел бы оказаться в аду, — заметил помощник капитана. — Не лучше ли нам вернуться на корабль, доктор? Не хотелось бы блуждать здесь в темноте.

— Возможно, так будет лучше, — неохотно признал доктор, чувствуя себя Адамом, изгнанным из рая. — Сколько фотографий вы сделали, Оле?

— Двадцать дюжин.

— Оно и видно, — сказал Дрейк, бросив взгляд на оттопыренный свитер Оле. — Вы всегда наполовину загружены или там есть что-то натуральное?

— Сам дурак, — пробормотал Оле себе под нос, начиная налегать на весло. Дрейк, хранивший на пляже необычайное молчание, высказался еще до того, как добрался до корабля.

— Доктор, — заявил он, — ваш вывод о том, что все эти гнилые твари во многом противоестественны, подтверждает мою теорию о надписях.

— Мою тоже, — сказал доктор.

— И вы по-прежнему намерены продолжать?

— Конечно.

— А я нет. Я поворачиваю назад и отправляюсь домой прямо сейчас.

— Когда только начинается самое интересное?

— Мне кажется, вы не знаете, с чем имеете дело.

— И вы тоже. Но мы оба, похоже, сделали довольно верное предположение. Я собираюсь довести дело до конца и выяснить, что находится на другом конце цепочки.

— Тогда мне придется терпеть. Пусть меня повесят, но я не позволю такому старику, как вы, взять надо мной верх.

— Старику? — возмущенно воскликнула Эдит. — Он всего на одиннадцать лет старше тебя, малыш. И он, в отличие от некоторых, совсем не боится темноты.

Доктор и Оле были бы безумно счастливы провести остаток своих дней средн монстров на пляже. Однако погода прервала их восторги в середине пятой недели.

Понемногу становилось холоднее, хотя небо все еще сохраняло свою кристальную ясность. Ветер неуклонно свежел. Дважды группу настигал ураган, который сбивал людей с ног. швыряя их в зловонную коричневую жижу. Молодой лед начал позвякивать и смыкаться вокруг судна, и Андерсон забеспокоился: экспедиция могла вмерзнуть в лед более чем в трехстах милях от цели. Он посоветовал немедленно отступить к бухте. Оле и доктор неохотно согласились.

Еще немного, и было бы поздно. Вода вокруг корабля быстро сворачивалась. превращаясь в сбившийся молодой лед, который через двенадцать часов сделал бы гребной винт бесполезным. Даже на их коротком пути к бухте винт несколько раз заклинивало, и душа капитана уходила в пятки, а после снова оживала, когда отчаянный приказ дать полный ход вперед заставляла винт закрутиться вновь.

Если случится худшее, размышлял Лейн, и корабль вмерзнет в лед, они смогут оставить его на попечение Бронсона и перебраться через льдины на материк с собаками и санями. Но прибегнуть к этому маневру означало бы нарушить план всей кампании.