Самое гордое одиночество

P.S. А телефон я, наверное, все-таки напрасно купила! Звонки мои до тебя не долетают – наврал мужик тот, у которого мы его брали! Скотина!»

Прочитав письмо, я сразу поняла, что мамаша моя впала в уныние, и решила немедленно ответить ей. «Пусть хоть с Баклажаном пообщается!» – подумала я, нацарапав первые строки (Баклажаном в деревне прозвали почтальона Тимофея – угловатого мужика с сизым носом, очень напоминающим плод вышеупомянутого огородного растения семейства пасленовых).

Дз...Дзззззззззз...

– Маш, ну что, ты позвонила ему? – возбужденно прокричала Икки в трубку.

– Кому?

– Нет, она еще спрашивает! Поклоннику твоего таланта! Тебе совершенно наплевать на меня, на мою судьбу, на мое счастье! Звони немедленно и назначь ему свидание на завтра.

Определенно с моей подругой происходит что-то страшное – она становится нетерпеливой, взвинченной и очень требовательной к окружающим. Скоро с ней совсем будет невозможно разговаривать! Помнится, такой она была в восьмом классе, в переходном возрасте, который проявлялся очень тяжело – настолько, что общаться с ней стало практически невыносимо – она мазала йодом прыщи на лице и курила «Беломор».

– Поздно уже звонить, Икки, – я пыталась сопротивляться.

– Ничего не поздно! Еще одиннадцати нет, а до одиннадцати можно! Звони! – приказным тоном сказала она и бросила трубку.

Я отыскала письмо поклонника и набрала первый указанный номер. И что я за человек такой? Как пластилин! Из меня может кто угодно слепить все, что заблагорассудится. Нет! Так нельзя!

– Вас слушают, говорите, – попросил меня мужской голос. Я долго извинялась за столь поздний звонок, потом позвала к телефону Корнея.

– Вам какого: Мухина или Пчелкина?

Я совершенно растерялась, посмотрела на конверт, но фамилии там не было указано.

– Не знаю... А что, их двое?

– Да, сводные братья от разных отцов, – ответил голос. «Наверное, их мамаша очень любила творчество Чуковского, что назвала детей от разных мужчин одинаковыми именами. А может, у нее с этим именем связаны какие-нибудь приятные ассоциации?»

– Понимаете, кто-то из них прислал письмо в редакцию на мое имя, – попыталась объяснить я, – на имя Марии Алексеевны Корытниковой...

– Я не писал. Эй, Корней, тебя, наверное!

– Кто это, Корней?

– Не знаю, Корней, какая-то Корытникова!

– Что ж ты, Корней, сразу-то меня не позвал!

– Вот, зову, Корней!

– Здравствуйте, Мария Лексевна! – радостным голосом поприветствовал меня другой Корней. – Это я вам писал!

– А вы Мухин или Пчелкин?

– Я – Пчелкин Корней, а Мухин – это мой сводный брат. Не сочтите за наглость, но я очень хотел бы с вами встретиться, Марья Лексевна. Можно просто Мария?

– Д-да, конечно, – запнулась я.

– Мария – вы мой кумир! Я сражен вашими «Записками»! Так, значит, вы с Икки – не художественный вымысел? Не представляете, как я этому рад! – Он тараторил так, что я даже слово вставить не могла. – После прочтения вашей книги мне открылся совершенно незнакомый до сих пор прекрасный, совсем иной мир женщин. Я даже не ожидал, что есть такие, как вы с Икки, – просто люди – человеки, так сказать, а не стервозные бабы, которые только о себе думают! У которых голова одними тряпками да побрякушками забита! Так вы не откажетесь со мной встретиться?

– Ну, давайте завтра в четыре часа, – и я, сохраняя чувство собственного достоинства в голосе, назначила ему встречу около ближайшего метро.

– Я вас узнаю! – как-то хвастливо заявил он. – Ведь на обложке книги есть ваша фотография – я каждую линию, каждый изгиб вашего тела наизусть выучил!

«Уж не маньяк ли он?» – пронеслось в голове.

– А вы-то как выглядите?

– Так я в письме написал – 35 лет, среднего роста, с русыми волосами, серыми глазами и шрамом на лбу. До завтра, – прошептал он и дал отбой.

Я немедленно перезвонила Икки и пересказала весь наш разговор с Корнеем.

– Так что завтра у метро он тебя ждет! – заключила я.

– Я не поняла что-то! А ты? Ты не пойдешь?

– Зачем? У меня работы выше крыши! Мне про безумного ревнивца надо писать! Ты просила позвонить – я позвонила. Мало того, даже свидание тебе устроила! Чего еще-то?!

– Интересно, а как я его узнаю?

– Я же тебе же русским языком сказала: ему 35 лет, он среднего роста, с русыми волосами, серыми глазами и шрамом на лбу!

– Это какие-то особые приметы для милиции! Он даже не сказал, как одет будет!

– Чем я могу тебе помочь? – Мое ангельское терпение было на исходе.

– Пойдем завтра со мной. Тебя-то он точно узнает – каждый твой изгиб изучил на фото. – Или мне показалось, или на самом деле в ее голосе прозвучали нотки ревности (наверное, все-таки показалось – ведь я пишу роман об этом разрушающем чувстве). – Ты нас только друг другу представишь и можешь идти на все четыре стороны!

– Ладно, – согласилась я, решив, что, вполне возможно, Корней Пчелкин – Иккина судьба.

Я собралась уж было продолжить утешительное письмо родительнице своей, как опять надрывно зазвонил телефон:

– Икки, это я, Анжела!

– Анжела, это не Икки, а Маша.