Самоидентификация

За столом мне не очень-то уютно, но я сижу в правом дальнем углу от возглавляющего пиршество именинника и его пассии, и это помогает не светиться. Когда зазывала, исполняющий роль ведущего праздника, призывает всех сидящих по очереди выдать по тосту в честь виновника торжества, во мне что-то подрагивает, но я это стараюсь не показывать. Справа от меня сидит девушка, лицо которой кажется мне знакомым. Она полная, невысокая, с округлыми чертами лица и черными, явно крашеными волосами. Народа до меня немало, но некоторые тактично обещают сказать тост попозже, и до меня доходит довольно быстро, и я встаю и выдаю что-то в ключе «желаю, чтобы все», но тактично, с уважением к имениннику и без недовольства в голосе, и все с радостью закидывают в себя очередную стопку. Для меня это пятая, и в голове у меня уже не все на месте, и я начинаю осторожно осматривать сидящих за столом, кивнув в ответ на какой-то вопрос сидящего через два места от меня Пашки, который, к счастью, как и Толик, не взял с собой свою возлюбленную. Ловлю обрывки понемногу создающих застольный гул разговоров. Рассматриваю местных девиц и их кавалеров. Шесть лет поменяли тех, кого я могу хотя бы примерно вспомнить. Периодически стреляю взглядом на соседний стол, где сидит компания из пятерых местных телок, вливающих в себя шампанское и еще что-то, не различимое ни по цвету, ни по этикетке. На вешалках гардероба – множество меховых жакетов и коротеньких курточек из китайского кожзама. Стиль, которому пытаются подобать местные девицы, знаком буквально до боли. Телки напиваются, галдят, несут невесть что. Нормальная картина. Они стараются соответствовать образу эмансипированных красавиц, хотя в красавицы три четверти из них не годятся даже под солидным допингом. Но их проблема не в том, что они деревенские курицы. В сущности, городские их аналоги – точно такие же «чики» с замороженными овощами вместо мозгов. Только им есть, чем гордится – наполовину купленными высшими образованиями, полученными благодаря им, сомнительными рабочими местами в многочисленных офисах. И пьют они, в основном, не дешевое шампанское и бурду на основе водки, а мартини, дорогой шампунь или вино, которые, по какой-то причине, обозначаются более благородными напитками для превращения будущих детей в инвалидов, чем «Спотыкач» или «Белочка» или «Российское шампанское». Я выбирал из этого же контингента, надеясь на чудо. А здесь выбирают, надеясь на то, что не убежит. Те же телки. Те же яйца, только вид сбоку. Когда Лена, выжигая мне остатки обоняния сигаретным перегаром, втирала мне что-то о высоких материях и о том, как она кого-то там круто отшила, я решил, что ей пора бросать. Потому что курить самому время от времени – одно дело. А вот целоваться с пепельницей, в которую она себя превратила – совершенно другое. Но это сейчас слишком далеко. В любом случае.

- …а остальное у тебя и так есть, - заканчивает очередной тост Пашка, уже прилично поддатый, и стопки снова отрываются от поверхности стола, в готовности влить свое содержимое в глотки довольных гостей.

Я не выдерживаю и знакомлюсь с девочкой справа. Ее зовут Ира, и она, оказывается, знает Лизу. Более того, они давние подруги.

- Ты не знаешь, что с ней сейчас? Мне с ней никак не…ммм… - икаю, - …связаться.

- Ну… - она замирает, тупит взгляд, мнется. – В общем, давай как-нибудь позже поговорим. Долго объяснять.

- Почему не сейчас? – невозмутимо и нагло.

- Неудобно как-то, ну, понимаешь…

- Почему не сейчас? – еще наглее; черт, я реально неслабо опьянел.

- Давай созвонимся.

- Бля… - прикрываю рот рукой в испуге от своей же речи; меня кто-то хлопает по плечу; гомон за длинным столом усиливается; кто-то уходит в туалет группой, - Извини. Ну, хотя бы в целом… Так… Можешь что-то?…

- Давай обменяемся номерами, - она лезет в черную сумочку, подобие клатча из сильно уставшего кожзама.

Я хочу сказать: «Где ты взяла такой обносок, имитирующий благородную дамскую сумочку, деревенская ты лохушка?!» Вместо этого, я начинаю копаться в карманах. Мир вокруг немного содрогается, я отвечаю «Да хрен знает» на невнятный вопрос Жоры, и он отмахивается от меня и отворачивается к Пашке и Славе Спичкину, моему знакомому по первой в жизни временной работе, которую я завел когда-то в пятнадцать лет. Карманы кажутся чужими. Мне на момент кажется, что я должен быть в куртке, и в ней должны быть все ценности – бумажник, мобильник, ключи от машины и квартиры, и меня ошпаривает, как из бойлера, и я едва не вскакиваю, но потом нащупываю в кармане бумажник и понимаю, что все в порядке. Достаю мобильник. Поворачиваюсь к Ире. Она уже достала свой телефон. Ее черно-белая поцарапанная «нокиа» смотрится как-то грустно рядом с моим черным «айфоном», и я вижу ее некоторое смущение, но лишь машинально выдаю командирское «Диктуй». Так же машинально записываю номер. Мне в голову влезает обрывок из речи какой-то писклявой телки «…ну, он не поверил, что ребенок его, оставил ее так и смылся куда-то, козел, а потом его нашли вроде или нет – не знаю, но она, короче, так и осталась…»